Шимун Врочек - Питер Страница 58

Иван помолчал.

— Как его звали? Ну… — Диггер помедлил и всё-таки произнес: — Моего отца.

— Я не знаю, кто из тех людей был ваш отец, — сказал Ланца. — Простите.

— Ну, блин, — сказал Иван. Через силу улыбнулся. — Ничего, как-нибудь переживу.

Кому, чёрт возьми, вообще нужен этот отец? Иван почесал затылок. Дожил себе до двадцати шести и тут — на тебе. Открытие.

Ланца провёл их через блокпост Пионерской. Охраняли выход два таких же высоких, как и он сам, плечистых кастрата. Если бы не смазанные движения и не бабьи лица, их можно было принять за нормальных мужиков.

Есть в этом что-то противоестественное, думал Иван.

Такое ощущение неправильности. Даже слова толком не подберешь.

На прощание Ланца протянул им каску с коногонкой и древним аккумулятором, который нужно было крепить на пояс.

— Всё, здесь я с вами расстаюсь. Вот ваши вещи. С оружием, простите, сложнее… — Он снял с плеча старый калаш, захваченный ими у слепых, отдал Ивану. — Там патронов всего восемнадцать штук. Я не смог достать ещё…

— Ничего, — сказал Иван. — Что-нибудь придумаем. Не впервой.

— Не знаю, насколько хватит заряда аккумулятора, — сказал Ланца. — У меня лежит в памяти пара книг по электротехнике, но я, понимаете ли, их ещё не читал.

Иван усмехнулся. Уберфюрер медленно подошёл. Видно было, каких усилий ему это стоило. Его лицо подёргивалось.

— Прощайте, Убер, — сказал Ланца своим высоким «ангельским» голосом. Протянул руку.

— Блин, — сказал Уберфюрер в сердцах. Шагнул вперёд и осторожно, словно опасаясь раздавить, обхватил эту ладонь своей. Нажал. Ланца продолжал улыбаться. Уберфюрер нажал сильнее. И ещё сильнее. От напряжения у него на шее вздулись вены.

Ланца невозмутимо улыбался.

— Ну вы… ты мужик, — сказал Уберфюрер, наконец сдавшись. Осторожно потряс распухшей, красной ладонью. — Уважаю. Спасибо тебе.

Попрощались. Вот и всё. Бывай, станция Ангелов.

— Вы… ты… — Убер усилием воли справился с собой. Поднял голову. — Ты не мог бы нам спеть? Только что-нибудь… э-э… человеческое.

Похоже, оперный праздник достал не одного Ивана…

— Почему бы и нет, — кастрат улыбнулся.

— В юном месяце апреле, — запел Ланца, — в старом парке тает снег…

Детская песня ширилась и набирала силу. Голос звучал — казалось, что одновременно поют ребёнок и женщина. И им отвечает эхо — детским хором.

— Крыла-а-атые качели… летят-летят… ле-етят.

Они шли по туннелю к станции Чёрная речка и слышали, как поёт Ланца — кастрат с уникальной памятью.

Голос был чистый и очень мощный. Как кристалл.

Далеко отсюда Призрак задирает голову, слыша этот голос. Серый Призрак переступает с места на место и морщится — насколько он способен проявлять эмоции. Высокочастотная вибрация — нет, ему не нравятся звуки такой высоты. Они вносят искажения в картину мира, мешают видеть. Сеть туннелей — он ощущает её как кровеносную систему — подёргивается перед его глазами. Серый втягивает в себя воздух — люди бы удивились, узнав, сколько воздуха он может вдохнуть за один раз. Хотя с тем же успехом он может и не вдыхать совсем. Он идеальная машина для выживания.

Ноздри холодит и щекочет — здесь запахи. Но главное не это. Призрак чувствует мир по-другому. Мир полон радиочастотных излучений. Каждый человек, каждое живое существо — это радиостанция, говорящая на своей частоте. Запахи.

Светящийся мир, потрескивающий мир.

Он чувствует слабые нотки страха. Помехи. Тот, кого он преследут, наделен чутьём и подозревает, что что-то не так.

Призрак заранее предчувствует важность момента, когда они — он и тот, кого он преследует, — встретятся. Это будет как разряд молнии. Синяя вспышка, запах озона.

Это будет лучшая еда на свете.

Глава 13

Ведьма

Трещина бежит по трубе, расщепляет ржавые чешуйки, окольцовывает металл. Вот так всегда. У каждого есть предел прочности. Будь ты даже на сто процентов стальным, и на тебя найдется точка опоры, усилие и правильное приложение силы.

Физику, блин, знать надо.

Иван оторвал взгляд от трубы, повернулся. Подсветил фонарем. Водяник, шедший за ним, заморгал. Грузная фигура профессора казалась оплывшей и одновременно исхудавшей — синие комбинезон и куртка на нём болтались, как на вешалке, на коленях пузырилась отвисшая ткань. Всклокоченная, запутанная борода Профа склеилась окончательно, морщины уходили на огромную глубину, кожа стала не просто бледной, а серой, словно крошащийся старый бетон. Мешки под глазами.

— Скоро уже, — сказал Иван, чтобы подбодрить профессора.

Водяник равнодушно кивнул. Может, не слышит? Последний переход дался профессору непросто. Держать диггерский темп нелегко, тут даже подготовленные люди сдают — не то, что учёный, годами сидевший, не выходя со станции. Сколько Иван себя помнил на Василеостровской, Проф там был всегда. Когда я пришел туда? Лет шесть назад? Семь? Иван скривился. А всё равно пришлый.

Если бы не Косолапый, взявший меня в свою команду, я бы на станции не прижился.

А с диггера что взять?

Диггер всё равно что наполовину мертвец. Половина человека. В мире живых диггер стоит только одной ногой. А сейчас меня выпихнули в мир мёртвых целиком, спасибо Сазону. И генералу Мемову.

«Где же я ошибся? — Иван дёрнул щекой, продолжая шагать в темноту. — Когда я упустил Сазонова?»

Луч фонаря выхватывал из темноты выемки тюбингов, ржавые рельсы, изогнутые линии кабелей, с которых свисала бахрома грязи, наросшая за долгие годы.

Как не распознал предательство?

Ошибся. И тогда ошибся, когда думал, что у Сазона завелась подружка на Гостинке — а то была не подружка, а… кому он там докладывал? Иван покачал головой. Орлову, скорее всего. Этому лысоватому мерзавцу с высоким голосом.

Возможно, с Орлова стоило бы начать.

…Они приближались к станции Чёрная речка, станции, где в прошлый раз Иван с Виолатором встретили цыган. Теперь понятно, про каких «ангелов» говорил цыганский вожак.

Всё-таки есть что-то неправильное в них. Кроме даже отсутствия мужских причиндалов. Даже в том, что они простили сына Саддама — чувствуется нечто совсем не человеческое.

«А что бы я сделал? — подумал Иван. — Я бы на их месте кастрировал сына Саддама, как минимум. Потому что месть — это по-мужски… Вернее, даже так — это по-человечески…»

За профессором топали Уберфюрер, Миша и Мандела. Перед самым Невским придётся расстаться — негру на Техноложку, Уберфюреру искать своих скинов, Кузнецова и профессора вообще лучше не вмешивать в эти дела.

В затылок словно влили расплавленный свинец. Иван охнул, споткнулся, выронил фонарь, схватился за затылок обеими руками. Блин, блин, блин.

Точка в затылке пульсировала.

— Иван, что случилось? — к нему бросились на помощь.

Он оттолкнул Мишу, встал, оперся рукой о стену туннеля, чтобы не упасть. Под пальцами была влажная грязь.

Точка продолжала пульсировать, но уже слабее. Затылок ломило так, что перед глазами двоилось.

Такое один раз уже было.

Иван с усилием выпрямился.

— За нами кто-то идёт. Кто-то очень большой… и очень страшный.

Темнота обволакивала.

Мы идём в Большое Ничто.

— Быстрее! — Иван не знал, почему он торопит остальных, но ртутная тяжесть в затылке не отпускала. — Давайте, давайте. Шевелим ногами.

Рядом кто-то есть. Я знаю.

Иван пригнулся, закрыл глаза на мгновение. Открыл.

— Быстрее!

Они бежали.

Я чувствую, что он рядом. Он идёт за нами. Сейчас… сейчас…

— На одиннадцать часов! — крикнул Иван. Скинхед повернул автомат… Тишина. Движение. Писк.

Убер насмешливо поднял брови:

— Это и есть твой большой и страшный?

В пятно света неторопливо вышла крупная серая крыса, села и посмотрела на людей с презрением.

Туннель тянулся бесконечно. Вроде бы не такой уж длинный перегон должен быть, а поди ж ты…

— Объясню проще, — профессор покачал головой. Вцепился себе в бороду, дёрнул. — Хороший пример: крысы. Вроде той, что мы недавно видели.

— При чём тут? — Иван сдвинул каску на затылок и почесал вспотевший лоб. Сейчас была его очередь идти первым. В незнакомом перегоне не расслабляйся, ага. Он надвинул каску на лоб и продолжил шагать, поводя головой вправо, влево.

— Ни одна крыса не умирает от старости. Понимаете, Иван? Только представьте — крыса, живущая вечно. Теоретически это вполне возможно. И это впечатляет. Природа заложила в них такой запас живучести, что просто страшно становится.

— Но крысы же не живут вечно? — спросил Убер.

— Нет, конечно.

— Они же всё равно умирают?

— Умирают, — согласился Проф. — Но знаете, от чего именно?