Рысюхин и пятнадцать бочек джина - Котус Страница 57

Дочку от фамильяра сына отцепили, рот промыли, чем-то даже смазали, несмотря на крики протеста и попытки вывернуться из рук, на чём лимит неожиданностей был исчерпан. Мне оставалось только решить, рассказывать об этом случае жёнам или нет. Было много резонов в пользу как одного, так и другого варианта. В итоге решил сначала узнать их новости, а там уже смотреть по настроению.

Из разговора с жёнами, которые вчера репетировали в стенах родной академии и смогли лично оценить популярность среди студентов распевки про ворону, узнал, что сегодня они писали чистовик «Спать пора», а завтра у них запланирована запись «Песни Медведицы». Если всё получится, то завтра же вечером они поедут домой через Оршу, если нет, то послезавтра с утра допишут и выедут дневным поездом через Минск. Рассказывать про укус в хвост всё же не рискнул, если что — сделаю вид, что просто не придал значения, причём даже не сильно совру.

После беседы о музыке с жёнами как-то невзначай зашёл он же, но с дедом. Вопрос меня волновал давно, но я не хотел напоминать деду, что он не полноценная личность, а только слепок. Помню из объяснений, что он вроде бы не должен испытывать настоящих чувств, лишь имитировать их, в том числе для себя, если осознаёт, что именно эту эмоцию должен сейчас испытывать. Но тут тема такая, из-за которой он почти наверняка догадается, что нужно расстроиться. Но и нужно как-то его встряхнуть, а то всё сильнее теряет пусть не настоящую и не полноценную, но индивидуальность. Он даже про свою любимую тему сливовицы больше года не заговаривал! Если же дед превратится в бездушный и обезличенный справочник по сведениям из того мира, для меня это будет всё равно, что потерять ещё одного родного человека. Родного⁈ Хм, как ни странно — да, хотя в самом начале я его боялся и готов был драться с ним за своё тело.

«Деда, а помнишь, как ты переживал из-за кражи песен?»

«Что значит, переживал? Я и сейчас считаю, что это плохая идея».

«Раньше это была не просто „плохая идея“, ты после „Надежды“ помнишь, что говорил? Только, мол, в крайнем случае, и то, совесть замучает. А сейчас даже сам варианты предлагаешь. Ты изменился, дед».

«Все мы меняемся».

Дед буркнул это каким-то совсем не убедительным тоном.

«Я боюсь, дед. Боюсь, что ты теряешь себя, понемногу, но…»

Дед только вздохнул.

«И ещё, помнишь, как ты испугался, когда узнал, что кто-то раньше нас „Марш артиллеристов“ здесь повторил?»

«Ещё бы!»

«А сейчас — вообще ни разу даже не почесался. Я волновался, не попадём ли на дубль, а ты и не упомянул даже такую опасность».

«Я просто переживал молча! И песни взял не те, которые в нашей попаданческой литературе каждый второй тырит».

Не стал даже комментировать, видно же, что дед расстроился, но огрызается чисто механически. Точнее, понял, что должен расстроиться. Эх, как это сложно всё — и как больно думать об этом!

«Ты, деда, всё-таки проведи ревизию своих воспоминаний и желаний, ладно? Мне не хочется тебя терять, вот совсем!»

Дед ещё что-то проворчал и отключился, заявив, что «сервис закрыт для проведения технических работ на сервере». Я вздохнул и тоже пошёл спать, предварительно заглянув к Ромке и Кате.

До сих пор не могу поверить, что вот этот вот человечек — это мой малыш, самодельный, так сказать. Моё продолжение. Мой сын, которого мне надо чему-то учить, как-то воспитывать. Тот, для кого я — папа, который должен всё знать, всё уметь. Я же не такой совсем, мне самому ещё хочется папу обнять! И совет спросить, и, порой, пожаловаться на что-то или на кого-то. А теперь мне самому нужно быть таким вот папой! Я же не умею!

Но Ромка просто прелесть. И Катюшка — душка, хоть ещё и не соображает ничего. Посмотришь на них, а тем более — возьмёшь кого-то на руки и всё, сразу понимаешь, что вот эту прелесть ни на что не променяешь!

Внезапно выскочившие откуда-то из-за угла психики переживания о том, справлюсь ли я с ролью отца, и каким отцом я буду для своих детей, не давали уснуть половину ночи. И ворочался, и форточку открывал (ненадолго, холодно там, бррр!), и воду пил… А вторую половину спал урывками. Просыпаясь, помнил, что какая-то ерунда снилась, а какая именно — вспомнить не мог. Так что утром шестого апреля встал разбитым с таким ощущением, что лучше бы не ложился. Ощущение, разумеется, ложное — даже четыре часа сна лучше, чем ночь «на ногах».

Из-за того, что после завтрака голова так до конца и не включилась, решил интеллектуальной деятельностью не заниматься, и делами, требующими реакции — тоже. Пойду-ка я в ангар, осмотрю крыло, как оно пережило тот полёт под тучами, и нанесу новый слой пропитки, профилактики ради. Тут думать не нужно, требуется только методичность и внимательность. Да, внимательность — это сегодня не совсем про меня, но плесневелость или опрелость на ткани я не пропущу даже спросонок.

Убил на это полдня, до самого обеда. А что вы хотели⁈ «Тряпочка» ведь здоровенная на самом-то деле! Не во всякую классную комнату влезет, кстати говоря. И просмотреть надо подробно, каждый кусочек, без пропусков. А потом так же равномерно и методично покрыть пропиткой. Нет, какое всё же чудо этот распылитель, он же — аэрограф! С кисточкой или валиком до вечера бы промучился, с гораздо большим расходом состава и худшей равномерностью нанесения! Вот, подсохнет, приедут жёны из Витебска — и я полечу в Викентьевку, там давно уже требуется хозяйский глаз и хозяйская же рука.

После обеда повёл детей укладываться на «тихий час», и сам незаметно для себя уснул рядом с Ромкой. Когда проснулся часа через полтора, на удивление хорошо отдохнувшим, увидел, что сын держит двумя ручками мои два пальца, указательный и средний, и при этом улыбается во сне. И такое умиление на меня накатило! Даже прослезился, в чём совсем даже не стыдно признаться. Рысь устроилась у нас в ногах, устроив голову на уровне Ромкиной поясницы и мурчала, как трактор. Не хотелось ни малыша тревожить, ни вставать — лежал бы так и любовался! Хоть рука и затекла в не самом