Настоящая фантастика – 2010 - Генри Лайон Олди Страница 53

— Вот видишь, не стоит бросаться на меня с мечом, вместо этого…

Но договорить мне не удается. Новый приступ боли так силен, что мне приходится наклониться, упереться руками в колени и несколько минут дышать, прежде чем я снова могу выдавить из себя хоть звук.

— Объясните ему все сами! — бросаю я мужчине и женщине. — И торопитесь! У нас мало времени!

— Она в самом деле дракон, хотя и родилась среди людей, — говорит женщина. — Много лет назад ее родители, наши предки, посвятили ее земле.

— Но зачем?

— Ради общего блага.

— Но…

— У нас нет времени, чтобы говорить об этом. Превращение начнется с минуты на минуту. Если хочешь, иди и помоги нам. Землетрясения не избежать, но мы можем ослабить его, если поторопимся.

3

Втроем они ведут меня к пещере. Мужчины поддерживают меня под руки, женщина заботливо кидает на пол баранью шкуру. Они укладывают меня, приковывают мои ноги к железным скобам на полу, сковывают руки. В ушах у меня звенит, голова кружится, я едва различаю человеческие голоса.

— Мы можем сделать что-то еще? — спрашивает витязь.

— Мы — нет, — отвечает женщина. — Мы совершили все, что велит обряд. Но ты можешь остаться и говорить с ней. Тогда человеческий разум не угаснет в ней окончательно даже во время превращения, и все обойдется благополучно. Земля будет дрожать, упадут с полок и разобьются несколько горшков — и это все.

— О, вот как?! Тогда, конечно, я останусь. Я прежде никогда не был с женщинами, когда они… ну… в таком положении… но я думаю… раз она дракон, то справится сама…

— О, конечно, справится, будь уверен. — Женщина ободряюще хлопает витязя по плечу, но он даже не замечает такой чудовищной фамильярности.

— Цена! Ты должна сказать ему о цене! — хочу крикнуть я, но из горла вырывается только рев.

Слишком поздно.

Чтобы вырасти здоровым и сильным, моему новорожденному младенцу нужно время. В самом прямом смысле. Он крадет время у людей, если они случайно (или неслучайно, как наш витязь) оказываются поблизости, заворачивается в него, как в кокон, и дремлет. А потом выбирается из кокона, расправляет крылья и превращается… В тучу. В могучую дожденосную тучу, которая много лет будет дарить воду полям. На много лет в долинах забудут, что такое засуха, что такое неурожай. Но ценой за это будет жизнь моего сегодняшнего нежданного гостя. Он больше не увидит знакомых лиц. Вы слышали легенды о людях, которые уходили в горы и возвращались только через сто лет такими же молодыми, какими ушли когда-то? Это о таких, как он.

Мужчина и женщина уходят. Они хорошо потрудились сегодня — позаботились о своих домах, о своих полях, о своих детях. Они сделали даже больше, чем должны были. Теперь и у них, и у их близких все будет хорошо.

Витязь садится на камень и смотрит на меня со страхом и сочувствием.

— Ну что ж, дракон, — говорит он. — Не думал я, что так получится, но, в конце концов, почему бы и нет? Это тоже приключение. Только ты уж прости, я совсем не знаю, о чем нужно говорить с женщинами… а тем более с драконами в такой ситуации. Впрочем, кажется, тебе уже все равно. Хочешь, я расскажу тебе о своей возлюбленной? Знаешь, у нее волосы…

Новая схватка овладевает моим телом, я изгибаюсь дугой, обхватывая скованными руками — все еще руками — огромный живот, откуда уже пробивает себе путь к свету новая жизнь.

Алексей Калугин

Так держать, сталкер!

Кривошип и Шатун вывалились из бара «451 грамм от Фаренгейта», ошалело глянули по сторонам, убедились, что за прошедшую ночь мир сильно не изменился, и, успокоившись, присели на лавочку.

Утро только занималось. Зона, насколько хватало глаз, была покрыта серым туманом, похожим на клочья грязной ваты. От одного только взгляда на эту картину на душе становилось тоскливо и муторно.

Вчерашний вечер не заладился сразу. С порога, что называется. Сначала какому-то пришлому сталкеру с грязной рожей и длинным носом показалось, что Кривошип косо на него посмотрел, и бродяга без разговоров тупо полез в драку. Когда, оказавшись под столом, сталкер затих, Шатун заявил вдруг, что Суицид продал им паленую водку. Бармен клялся и божился, что водка самая что ни на есть отменная, но ежели Шатуну что в голову втемяшится, переубедить его невозможно. Благо, у друзей имелись деньги, чтобы заплатить за поломанную мебель и перебитую посуду. Правда, Шатун недовольно ворчал, что за армейским кордоном бельгийский спальный гарнитур стоит дешевле, чем два колченогих табурета у Суицида в баре. Но уже беззлобно, чисто для форсу. И Суицид это прекрасно понимал, а потому не спорил и лишь денежки считал.

Концерт, ради которого сталкеры набились в бар, оказался преотвратнейшим. Майкл Джексон был далеко не в лучшей форме. Скакал по сцене, сооруженной из уложенных на ящики досок, как старый хромой козел, и что-то невнятно блеял под фонограмму. А может, он полагал, что для одичавших обитателей Зоны, годами света белого не видящих, и это сойдет? Но если так, то, черт возьми, как же он ошибался! Телевизоры в Зоне, может, и не принимали ничего лучше канала MTV, однако сталкеры знали толк в хорошей музыке. После третьей или четвертой песни, бездарно загубленной исполнителем, по бару пошел неодобрительный гомон. После пятой или шестой послышался свист и весьма нелицеприятные выкрики в адрес певца. После шестой — это уже точно — в Майкла полетели