Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута Страница 50

Внутри было сумрачно. Свет в коридор проникал, но одного оконца было явно недостаточно. Только и хватало, что разглядеть узкую трубу и пару дверей по обе стороны. А не одна палата тут.

— Свет включи, — велел Николя.

— Так… на кой? День же ж.

— Темно.

— В палате посветлей будет…

— Свет, — я дёрнул Тьму и та, поднявшись, невидимая для человека, дыхнула в его лицо холодом. Афанасий икнул и попятился, наткнулся на стену, прижался к ней. — И чтоб сегодня же петли смазал, ясно?

В ответ он лишь перекрестился да молитву забормотал.

— И ведь смажет же, — Николя покачал головой и зажмурился, когда под потолком вспыхнули лампы. Следом и дверь заскрежетала. — Небось, побежал сразу… и это грустно. Очень.

— Почему?

— Хотелось бы от людей сознательности, понимания. Я ведь не требую больше, нежели он должен сделать, но мои слова он вроде и слышит, да только те слова для него — сотрясание воздуха, не более. И начинаешь задумываться, неужто правы те, кто говорит, что народ понимает лишь язык грубой силы.

— Не знаю, — честно ответил я. — Народ разный есть.

— Погодите, тут вот… недалеко. Пока пациент один, однако вряд ли это надолго… так вот, Богдан… я и сам не понял, как стал частью его компании. Или правильнее сказать, круга? Меня приняли. И весьма доброжелательно… да, доброжелательно и это не было притворством. Любой хороший целитель может понять истинное к нему отношение.

А вот этого я не знал. Надо будет запомнить.

— Крайне полезное, но в то же время неудобное свойство. Особенно в личной жизни. Знаете, когда матушка знакомит с дочерями подруг в надежде, что кто-то из них глянется. И девушки улыбаются, милы, доброжелательны и готовы продолжить знакомство. Но ты чуешь, что за этой доброжелательностью скрывается недоумение. Или отвращение даже… я был перспективным женихом, но увы, не тем, за кого хотели бы выйти замуж без перспектив. А вот Богдан…

— Если вам неприятно рассказывать.

— Неприятно, — перебил меня Николя и открыл дверь. — Палаты здесь небольшие. Есть рассчитанные на четверых пациентов, можно будет собрать тех, кто из одного места или же показывает сходные симптомы. Но есть и одиночные.

Света здесь немногим больше, чем в коридоре. Окна узкие и забраны решетками.

— Далеко не все пациенты готовы лечиться добровольно. Это неприятная, но необходимая мера, — Николя видит мой взгляд. — Изоляция нужна. Хотя… да, это похоже на тюрьму. Более чем. А что до истории… пожалуй, мне хочется рассказать её хотя бы кому-то. Чтобы не под принуждением или из страха. Но просто вот… Тем паче, что вы готовы слушать.

Готов.

И слушаю.

Вот прям в оба уха.

А заодно палату осматриваю. Четыре кровати. Махонькие тумбочки. Стол у окна. Полки. Книги. Наличие книг особенно удивляет.

— Мне кажется, людей в изоляции нужно не только лечить, но и занимать. Если бы вы знали, до чего мучительно тянется время, когда занять себя нечем… — Николя снимает одну с полки. — Я организовал при госпитале библиотеку.

Похоже, его история весьма своеобразна…

— Я и сейчас, пытаясь понять, как же произошло то, что произошло, не нахожу себе оправдания… мы доучились. Я получил предложение от профессора Веднева, что огромная честь. Он как раз работал над совершенно новым направлением и искал учеников, готовых разделить с ним путь. И родители согласились, что мне стоит поработать в крупнейшем госпитале страны. Это позволит получить опыт. И репутацию… всё же одно дело семейная, и совсем иное — личная. Веднев, если вы не слышали…

Качаю головой.

Не слышал.

— … действительно великий человек. Его техники оперирования сверхтонкими потоками энергии позволяют вести работу на таких уровнях, о которых прежде и представления не было. В частности он впервые занялся вопросами восстановления проводимости нервных тканей. И не только ими… он реконструирует самые серьёзные повреждения головного мозга. И часто успешно. Его пациенты… извините, увлёкся, но если бы вы видели, как пациент, ещё вчера обречённый, ведь мозговая горячка не лечится, не только не умирает, но идёт на поправку…

— У меня была.

— Да? И вы здоровы? Удивительно.

— Меня осматривали. Сказали, что из-за дара. Криво открылся и поддерживал тело.

— Вполне возможно, — кивнул Николя. — Я бы хотел осмотреть вас, если вы не против…

— Потом? — когда я решу, надо ли оно мне.

— Хорошо, — он согласился легко. — Как бы то ни было, но передо мной открывались удивительные перспективы. И не только передо мной. Учеников было несколько.

— И Роберт?

— Нет. Роберт нашёл себе место в какой-то частной клинике, небольшой, но с неплохой репутацией. Роберт никогда не был силён, но при этом он всегда старался. Из тех, знаете ли, кто умеет работать.

Интересно.

Очень.

— Богдан искренне поздравил меня… в тот вечер мы устроили вечеринку. Их и прежде устраивали. Это как-то… обычное дело.

Ага, а покраснел Николя от обычности?

— В тот вечер алкоголя было несколько больше, нежели обычно… и подозреваю, что дело не только в алкоголе.

— Опиум?

— Ну что вы. Опиум с алкоголем не слишком сочетается. Действие слабеет…[2]

Не знал, однако.

— Да и… опиум — это для черни, — произнёс он с некоторой грустью. — Для людей же благородных есть иные средства расслабления… более… действенные. И куда более дорогие.

— На травках иного мира?

— На травках. На крови. Чего только не мешали… все знают, что последствия могут быть печальнейшие, однако одарённые, как я вам говорил, редко болеют. И это создаёт иллюзию собственной неуязвимости. Я как-то пытался донести до Богдана опасность зелий, тем паче не известно, кем изготовленных, но он отмахнулся. Мол, всё будет хорошо… и предложил попробовать.

— И вы…

— Сложно отказаться, когда все вокруг хлопают в ладоши и кричат, мол, пей… я выпил… помню, мне стало хорошо. Свободно так. Появилось желание причинить добро и немедля. Дар буквально требовал, чтобы я его применил. Я и применил… я очнулся в публичном доме, в виде неподобающем, не помня, как оказался там. Выяснилось, что я решил помогать людям и начал с публичных домов. Дошёл до этого, излечивши многих… девушек. А после упал без сил. Они оказались весьма добры. Мне позволили отлежаться,