КОМ-9 (Казачий Особый Механизированный, часть 9) - Ольга Войлошникова Страница 45

— Шаман? — подсказал Серго.

— Да, наверное. Вильгельм первый иметь три дар! Стальной броня, оживлять камень и ещё один, про который я сейчас рассказывать подробнее.

— Секундочку, — поднял палец Петя. — Он реально оживлял камни? Делал не просто каменных големов, а разумных существ?

— Мы не можем знать весь правда, — покачал головой Фридрих. — Очень много время назад. Очень много сказка. Информация без письма. Передавался рот в ухо и так дальше.

— Устно, — подсказал Хаген.

— Я, устно. Предание говорить, что в войско Вильгельм Первый было два сотня каменный воин. Может быть, не совсем разумный, но хотя бы наполовина. Они сам ходить, устраивать засада, такое. Но быть не очень большой рост. Примерно метр, — Фридрих для верности показал рукой. — Про большой ничего не сказываться. Я думайт, это был предел возможность, такой рост.

— А я-то древнюю историю прогулял, считай! — поражённо воскликнул Сокол. — Пень горелый, целый отряд маленьких полуразумных големов! Вот откуда сказки про гномов! Уму непостижимо!

— А куда же они делись? — заинтересованно уточнил Серго.

— Сейчас, — кивнул Фридрих. — Вильгельм основатель обладать ещё один дар: он чувствовать правда. Когда человек говорить ложь, когда истина. И он смочь усилить свой свойство. Он вырастить из камень тюльпан правда, — тут принц вытащил из нагрудного кармана каменную опалесцирующую луковку. — Вот он.

— Ядрёна колупайка… — только и пробормотал я, — это ж какой древности вещь!

Теперь мы таращились на луковку во все глаза.

— В ночь, когда мой дед потерять свой второй дар, — торжественно произнёс Фридрих, поднимая камешек на уровень глаз, — тюльпан превращаться в прах. И весь наш род потерял способность чувствовать ложь.

— Погоди, а про Вильгельма-основателя-то? — вернул Фридриха к началу Сокол. — Ты говорил, у него было три дара? Почему остальным в роду досталось два?

— Он поссоривайтся со свой брат и убивайт его, — о, кажется принц начал эксперименты с глаголами! У Марты так было. Значит, скоро более-менее освоится.

— И потерял способность управлять камнем?

— Так точно. Так он понял, что на своя кровь нельзя поднимать рука.

— А отряд големов?

— Превращайтся обратно в камень, как скульптура. Оставайтся только тюльпан. Жена Вильгельм-основатель сохранить. Она имейт большой сила к растения. Спасайт только цветок.

— Но он же каменный? — удивился Серго.

Фридрих пожал плечами:

— Как-то смочь… Он ведь отрастайт, роняйт лепестки, потом новый…

Эка! Выходит, камень — и не совсем камень.

Сокол повозился в кресле:

— Слушай, высокородный братец, я что-то не пойму: если Вильгельм Первый и так чувствовал ложь, зачем ему понадобился этот цветок? Какой в нём смысл?

— Усиливайт! — многозначительно сказал Фридрих. — Когда есть цветок, и ты прямо спрашивайт, никто не мочь промолчать. Сразу говори правда.

— А что? Удобная тема! — захохотал Петя. — Этак между делом спросишь приказчика: «Что, братец, воруешь?» А он тебе: «Ва-а-а-арую, вашвеличство!» И всё! Голова с плеч!

— Так его поэтому Правдорубом назвали! — дошло до меня. — От преступления до наказания один вопрос!

Фридрих хитро прищурился и скроил многозначительную мину.

— И что же тюльпан? — поторопил Серго.

— Все думайт, он пропадать совсем. Но когда мне исполняйтся двенадцать лет и я прочитайт эта история, я ходить в семейный музей и искать там эта ваза, в который давно-давно расти тот цветок.

— Неужели эта ваза так и стояла, с землёй? — удивился Сокол. — И никто её не перетряхнул?

— Я не знайт, — Фридрих задумчиво смотрел на камень. — Может быть, они искайт и ничего не находить? И всё сложить обратно?.. Я вытряхивайт вся земля и перебирайт через руки. Там быть ещё камни. Много маленький камень и много побольше, примерно как этот. Весь быть чёрный. Я искать-искать, трогать все… — он поднял от камня глаза и оглядел нас пристально, — и этот камень засветиться такой искорка. Я забирать его, а всё остальной сложить как раньше.

— А этот помыл и спрятал у себя? — предположил я.

— Да, так. Я носить его в нагрудный карман, и он стал не чёрный, а такой. Я надеяться, что у меня есть потерянный дар за мой род, но… — он вздохнул, — ничего. Потом я бояться потерять и спрятайт его в оранжерея, а сверху — шкатулка. Пусть тот, кто следийт за мной, думайт, что я прятать письма первая детская любовь.

— И почему ты решил выкопать его сейчас? — спросил Сокол. — Память от прадеда? Талисман?

Фридрих потёр подбородок:

— Надежда. Я три месяца сидейт под самый бок у Бидарская аномалия.

— Ах ты ж япона мать! — воскликнул Петя. — Нестабильный эфирный фон как фактор возможной инициации, пусть и отложенной! Или разблокировка каких-нибудь манопроводящих каналов, перекрытых родовым проклятием или чем-то вроде того? А ведь могло сработать! Ты чувствовал изменения в себе? Новые ощущения?

Принц неуверенно кивнул:

— В последний дни мне казайтся, что я чувствовайт, когда человек хочейт солгать. Я надеяться, что это не самовнушение.

А я подумал, что Фридрих сейчас цепляется за эту надежду, как за соломинку. Принадлежать к влиятельному императорскому роду и быть начисто лишённым какого-либо магического дара — это очень обидно. Даже сёстры его, насколько я слышал, обладали способностью накидывать стальную броню, а Фридрих — нет. Может, потому его и тянуло к Эльзе, разглядевшей в нём человека, а не набор титулов и функций?

Эти мои размышления перебил заглянувший в пассажирский салон помощник капитана:

— Господа, снижаемся. Время прибытия — пять минут.

23. РОТЕНБУРГ-ОБ-ДЕР-ТАУБЕР

НАКОНЕЦ-ТО Я ДОБРАЛСЯ ДО ПОДАРОЧКА

Ротенбург-об-дер-Таубер встретил нас солнечной погодой и живописными видами — куском старинной городской стены с девятью башнями и многочисленными фахверковыми домами — ну это когда дом состроен как клеточка, потому что леса мало, а промежутки внутри каркаса для создания стен заполнены всяким, простите, говном. Хорошо, если это глина со щепками, а то я читал, и сушёным навозом забивали, от скудости строительных материалов-то. Но покрашенное выглядит ничего так, нарядно.

Исторический центр был непривычно лишён зелени, даже цветов почти не видно было, зато окраины утопали в цветущих садах.

— Я слышайт, — сказал Фридрих, многозначительно глядя на простирающийся внизу город через иллюминатор, — что Ротенбург-об-дер-Таубер считаться