Чернокнижник из детдома - Сергей Александрович Богдашов Страница 17

Со скамейки я встал, естественно, так как иначе они меня сидячего втроём массой задавят.

— Я тебе вопрос задал! — шагнул ко мне один из них.

— Стой, где стоишь. Ещё шаг, и начнёшь страдать, — отскочил я сам на шаг назад, разрывая дистанцию прямого удара, и они восприняли это за слабость.

— У-тю-тю, какие мы грозные, — глумливо заметил всё тот же парень, нарочито обозначив ещё один шаг в мою сторону.

Воздушный Кулак хорошо по нему приложился сбоку, попав в челюсть и ухо. Парнягу аж через спинку скамейки перебросило.

— Минус барабанные перепонки с левой стороны, — про себя отметил я.

— Маг⁉ — выпялился на меня один из корешей улетевшего.

— Быстро забрали это тупое туловище и свалили отсюда, — кивнул я за скамейку, говоря негромко, но убедительно, — Иначе в инвалидов превращу.

— Э-э-э… — потерялся он, так как развитие событий явно пошло не по предполагаемому ими сценарию.

— Слышь, тугодум. Ты сейчас там же, за скамейкой окажешься, а ваш третий двоих точно не утащит. Быстро взяли того быка за руки — за ноги и понесли на выход. Ну! — приложил я их Страхом.

Сработало. Взяли и понесли. Вот и ладушки. За такую сговорчивость я и им вслед даже ничего нехорошего из хорошо освоенных проклятий не послал… А мог.

Знатный перекус освободил мне кучу времени.

Намётки тех мест, которые стоит посетить, в целях поисковых работ и моего обогащения, у меня были. Но поразмыслив, я отправился на горнолыжную трассу. Все остальные точки лучше ночью проверять, а эту, пока снег не встал, хоть сейчас. Опять же, она от приюта недалеко.

Гора Хенина оказалась сопкой о двух вершинах. Высотой метров в сто, она с одной вершины открывает замечательный вид на город, а с другой — на реку Раздольная.

Вот тут-то у меня в голове и блямкнуло! Не поверите — словно звоночек прозвонил. Места для купания. Там всегда много чего теряют! А так, как плавательный сезон в Уссурийске сходит на нет, то отчего бы мне там не пошнырять, монетизируя на пляжах свои поисковые способности.

Я бы ещё и по окрестностям Китайского рынка пробежался, но сначала проверю, как там с ночной охраной дела обстоят.

Весь из себя такой проницательный, я пошёл исследовать спуски. Их тут два, хотя подъёмник оборудован всего лишь один. Откуда я про это знаю? Так огромная план-схема на входе стоит, где даже самый тупой всё поймёт.

Начал со «взрослой» трассы. Тут число кульбитов и поломок лыж должно быть максимальным. Соответственно и количество находок должно быть выше.

— На самом деле, поровну. Ну, почти, — заключил я через пару часов, сопоставив находки по предполагаемой цене.

На первом, «крутом» спуске, золота оказалось немного, равно, как и денег. Зато автомобильных брелков с ключами я нашёл добрый десяток. Спрошу у пацанов, можно ли их продать кому-то. Хех, среди находок даже какой-то смешной орден отыскался, с напрочь оторванным креплением.

Нужно будет узнать, есть ли тут какие-то объявления, про поиск вещей за вознаграждение. В моём мире такие висюльки купцы приобретали, и очень дорого.

«Детский» спуск меня порадовал большим количеством разорванных цепочек, которые ещё нужно будет проверить, так как наверняка, половина из них просто позолочены, и всяких разных амулетов. Ну, и монеток здесь было не просто много, а очень много. Тут словно все посетители монетки копили, чтобы просадить их либо на билеты для подъёмника, либо на сладости в местном кафетерии.

Вернувшись с горы с приятной тяжестью в кармане (теперь уже пространственном), я застал в спальне оживлённые дебаты. Гришка, получивший от меня деньги, с горящими глазами доказывал Саньку и Василию превосходство армейских берцев над всеми остальными видами обуви.

— Смотри, подошва! — он тыкал пальцем в распечатанную из школьного компьютерного класса картинку. — Прошитая, нескользящая! И носок усиленный!

— Выглядит как уродливый кирпич, — флегматично парировал Санёк. — Я бы лучше кроссы модные взял.

— В этих «кирпичах» мать его, ногу сломать можно, если по ней пройтись! — запальчиво воскликнул Гришка. — Это тебе не твои картонные тапки!

Василий молча наблюдал за ними, изредка поглядывая на меня. Я поймал его взгляд и кивнул, присаживаясь на свою койку.

— Спор решается просто, — объявил я, прерывая дискуссию. — Гриша покупает то, что хочет. Это его деньги и его ноги. Санёк, если тебе не нравится — не носи. Вопрос закрыт.

Спор тут же утих. Санёк недовольно хмыкнул, но спорить не стал. Авторитет, заработанный мной в первые дни, уже начал работать.

— Кстати, о деньгах, — как бы невзначай сказал я, доставая из кармана (обычного) один из найденных на горе брелков — массивный, с логотипом какой-то иномарки. — Вот, нашёл. Ключи, ясное дело, выкинул, а брелок оставил. Кому такое может быть нужно?

Парни заинтересованно обступили меня.

— О, это — Тойотовский! — тут же определил Гришка. — Такие на рынке берут. Металлолом. Но если он целый и не поцарапанный, то барыга Шмуль даст за него сотню-другую.

— А этот? — я достал другой, в виде смешной рожицы.

— Это хлам, — брезгливо сморщился Санёк. — Его только выбросить.

— А этот орден? — я показал найденную «висюльку» с красной эмалью.

Василий присвистнул.

— Это «Юнармия'» Его кадеты носят. Если найдут у нас — будут большие проблемы. Лучше выбрось.

Я мысленно отметил, что Василий явно разбирается в теме лучше других. Выбросил кадетский значок и пару явно дешёвых брелоков, оставив три солидных, металлических.

— Ладно, с ними позже разберёмся. А теперь расскажите, кто такой Раздрай? — спросил я, переходя к главному.

Погонялу «Кривого» я уже слышал, а вот это прозвище прозвучало впервые и явно означало кого-то посерьёзнее.

Парни переглянулись. Санёк понизил голос, хотя кроме нас в комнате никого не было.

— Раздрай — это взрослый. Он в авторитете. Говорят, раньше он тут, в каком-то Уссурийском приюте, воспитывался. Теперь он главный по району, если не по двум. Все ему платят. И Кривой, и барыги на рынке, и даже, поговаривают, менты с него имеют, но по струнке ходят.

— А что он делает? — уточнил я.

— Ничего, — пожал плечами Гришка. — Он просто есть. У него своя контора, кафе «У Раздрая». Кто не платит — у того бизнес горит, или самого