Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута Страница 17

а) Питая в душе своей непоколебимую преданность ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ, исполнять службу ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА по совести, заботясь постоянно о том, чтобы находиться при деле не для виду только, а для действительной пользы.

б) Вести жизнь честную, ни в чем не зазорную, воздерживаться от пьянства, соблюдать опрятность и быть всегда одетым по форме… [1]

Инструкция городовым

Мертвецов мы потащили к выходу. Мишка решительно заявил, что, мол, не дело это, и после смерти воли не давать. А я не стал возражать.

Иногда с братцем лучше было не спорить.

Он, стянув куртку, завернул в неё останки девчонки, и понёс бережно, будто бы ей было уже не всё равно. А может, и не всё равно.

Не знаю.

Я… я осматривался. Я вышел из клетки. Честно, даже мне, даже с открытой настежь дверью в ней было неуютно. Я не мог отделаться от ощущения, что эта дверь того и гляди захлопнется.

И что я сам останусь здесь.

И что буду подыхать так вот, долго, мучительно, понимая, что выхода нет. Они ведь не одновременно умерли. Старик — во сне, уж больно поза расслабленная. Девчонка? Думаю, что вряд ли сильно позже. А может, даже вместе. Уснула и не проснулась. А вот паренек, судя по всему, ушёл последним. Иначе его бы вытащили, помогли бы освободиться.

— Сав, ты как? — Метелька тоже держался стены.

— Да… погано. Знаешь, одно дело, когда просто вот убивать. Мы ведь убивали.

И в поезде.

И в поместье Громовых. И я убивал. Что в том мире, что в нынешнем. И не всегда — защищаясь. Порой вот… случалось. Но ведь это — другое. Совсем другое. Я даже грёбаных революционеров понять могу. У них ведь идея. И движет ими именно эта идея. И ненависть ещё. Да многие вполне себе имеют право ненавидеть, потому что на самом деле всё погано. Но убивать в бою, да даже бомбами убивать — это… это всё одно не так вот, прикрутив живое существо к машине, выкачивая из него силы, чтобы сотворить какую-то хренотень, пусть даже невероятной ценности.

Или семью запереть да бросить.

Сколько они провели тут? Тут ведь людям тяжело. Мир давит. А магов ещё сильнее. А отец их держал. Кормил… я следом за Метелькой отвернулся от клетки, чтобы не видеть.

Вон, полки.

И шкаф, почти не различимый, настолько он со стеной слился. А на полках шкафа — банки. Консервы? Точно. Правда, сталь истончилась, она ведь тонкая на банках. Содержимое и того раньше обратилось в прах.

А вот бутыли с водой уцелели.

Стекло? Ну да, инертный материал. Потом, может, ещё археологи его отыщут. Местные. Через сотни миллионов лет, когда древние люди построят свою цивилизацию. И будут гадать, откуда оно взялось. От этикеток почти ничего не осталось, но я похожие видел.

«Нарзан»

А вот и колбочки. Что там? Тоже что-то для содержания. Может, витамины. Говорю же, заложники — ещё та морока. Но вот это всё говорило, что отец собирался вернуться.

Иначе…

Что-то подсказывало, что ту штуковину он бы не бросил. И тварей прикованных. Они ж воняют. Это потом замаешься убираться. Да и не в них дело, а в банках. Их поставили. Запустили процесс… а потом? Процесс наверняка длился не пять минут. Ждать муторно. Или какие другие дела имелись. Вот папенька и решил, что твари никуда не денутся, людям тем паче без вариантов, можно и прогуляться.

И прогулялся. В одну сторону.

Тогда он… мёртв?

Всё-таки мёртв?

И всё-то теорию подтверждает? Лаборатория вон тоже заброшена. Машины. Материалы. Да даже записи. Но главное — всё те же банки с мёртвой водой. Стоило запускать процесс, если за результатом никто не пришёл?

Разберемся.

Других вариантов нет.

— Может, всё-таки… — Мишка с сомнением посмотрел на покойников, которых сложил у стены. — Как-то неправильно оставлять их здесь.

Неправильно.

Только забирать их ещё более неправильно.

И я, преодолев брезгливость, — прикасаться не хотелось вот совершенно, опустился на колени рядом с мужчиной.

— Что ты делаешь⁈

— Ищу, — в карманах пиджака было пусто, а вот пуговицы — приметные. Здесь пуговицы о многом сказать могут. На военных кителях одни, у гражданских — другие, но если есть тиснение, то оно что-то да значит. И пуговку я оторвал. Попытался. Даже тронутые тленом нити держали крепко. Логично, что если ткань изменённая, то и нитки будут такие же. Пришлось срезать.

— Как их опознавать станем? — задал я вопрос Мишке, который хмурился всё сильней, никак заподозрив меня в мародёрстве. — Надо ведь понять, кто это. И как пропали. И значит, понадобятся какие-то вещи. Личные. Отец — не грабитель.

Так, скотина-экспериментатор, но по карманам шарить не стал бы.

— А что до них, — я расстегнул пиджак и потянул за цепочку, что выглядывала из нагрудного кармана жилета. И снова же, чистенькая, стало быть или серебро, или сплав с ним. Часы? Круглые. Старинные. И с гравировкой.

Просто отлично.

— Они подождут, — я хотел сказать, что покойникам всё равно, где лежать, но передумал. Потому что Мишка не поймёт, да и не совсем это правда, если так-то. — Ещё немного подождут.

— Но…

— Миш, включи голову. Вот вынесешь их ты туда. А потом? В машину? Да соседка, небось, с нас глаз не сводит, если уже не побежала городовому докладывать о подозрительных гостях. Он, может, и притомился от неё, но проверить обязан. Придёт, а тут ты с покойником на руках.

И запонки приметные, с синими камушками. Их тоже снимем.

— Вещи вернём. Найдём родственников, если они есть, и вернём. А если нет, то когда хоронить будем нормально, тогда и отдадим, — пообещал я, убирая добычу в карман. — Но это потом. Сейчас даже если городовой не объявится, то нам ехать прилично. В любой момент остановить могут. Машина у тебя, извини, не того вида, который бы намекал, что не надобно её трогать…

— Хорошая у меня машина.

— Хорошая, — согласился я. — Просто отличная. Ты реально мастер…

— Не подлизывайся.

— И не пытаюсь. Я про другое. Тут ведь часто, как с людьми, смотрят не на то, что внутри, а на то, каким выглядит…

Мишка хмыкнул.

— Это вот добро, — я и у гимназиста пуговку срезал.