Классический Эндшпиль - Владимир Александрович Сухинин Страница 14

В ответ я получил гневное: «Дурак!» И кучу неприятных слов, которые пропустил, отгородившись от волны гнева, способной меня заживо погрести. Когда она закончила, я включил слух.

– Что надо? – спросил я.

– Мне ничего не надо, а вот тебе надо, Ваша Милость. У тебя проблемы на Суровой.

– У меня там все в порядке, – ответил я. – Неприятных известий оттуда не было давно, значит, они живы и радуются.

– Может, и радуются, – ответила Шиза, – но это будет продолжаться недолго. Прими сообщение от твоего агента Генри.

Мне было неохота сейчас заниматься делами, и на всякий случай я спросил:

– До утра подождать не может?

– Откуда мне знать? – ответила Шиза. – Это ты решишь, но как бы не было поздно.

Понимая, что Шиза закусила удила и решила потрепать мне нервы, словно ментальный вампир, я решил не давать ей такой возможности и неохотно ответил:

– Давай твое сообщение.

– Оно не мое, – попробовала она начать атаку сначала, но я был настороже.

– Хорошо, не твое, – ответил я. – Открывай.

В своем послании Генри сообщал, что события в секторе ускорились с прибытием агентов Пальдонии, и Комор решил атаковать Суровую, не дожидаясь их флота. Потом передал мне видеофайл разговора с Зертом Сто Процентов. Из всего этого я понял, что у меня есть две недели для того, чтобы купировать опасность. Лежа, я просчитывал свои шаги.

День на сбор тысячи орков, день на подготовку к убытию эскадры… Даже не эскадры, а флота корветов… Надо еще рейдер АДа забрать и передать силам самообороны, и подготовить легенду, как рейдер оказался в руках космофлота колонистов. Шесть суток путешествия, и останется в запасе три-четыре дня. Значит, я могу поспать до утра.

– Не можешь, – ворвалась в мои мысли Шиза. Видимо, ей было плохо, и она захотела испортить жизнь и настроение мне.

– Почему? – осторожно спросил я.

– А ты не посмотрел последний файл.

– А где он? – Я покопался и не нашел ничего больше того, с чем ознакомился.

– А я его тебе не открыла.

– Да? Ладно, крошка, открой.

– Я не крошка.

– Ладно-ладно, ты Шиза, княгиня княжества Новороссийского, открывай свой файл.

– Он не мой…

«Песня та же, пою я же», – подумал я и забыл, что она может подслушивать мои мысли.

– Я не пою…

Приняв стратегию молчания за лучший исход разговора, я не ответил. Она подождала и как-то очень нервно спросила:

– Почему молчишь?

– Я?

– Ну не я же…

– Жду файл, любимая.

– Вот так и надо было с самого начала: я твоя любимая, а не эти… из кожи и плоти. Я родней.

– Да, любимая, – не стал спорить я. – Ты родней, ты со мной всегда и мы одно целое. И в горе, и в радости…

– Наконец-то я услышала от тебя что-то умное. Принимай план Генри, он не дурак, я внесла в него кое-какие коррективы. А то завязнешь в нем и не вылезешь.

– Ты права, любимая, куда мне до тебя…

– Язвиш-шь? – Ее голос стал похож на шипение гадюки.

– Нет, – поспешил ответить я. – Признаю твою правоту и свои слабости. Мне не стыдно в них признаться.

Читая план Генриха, я вынужден был признать, что он оказался недооцененным у себя в АДу стратегом. Мне повезло пленить именно его, а не кого-то другого. А может, его подправила Шиза, но мне план Генри пришелся по душе своей элегантностью и феерическим концом. Я наложил на него свою резолюцию – «утверждаю», – подписал: «Скоро буду», и отправил через Шизу обратно. А сам лег на спину и расслабился, до утра было время. Девочки спали. Ганга похрапывала и скалилась, показывая клыки, – видимо, была на охоте. Чернушка свернулась калачиком и тихо посапывала, разметав волосы по постели. Я отодвинулся, чтобы не мешать им, и задремал.

Вот как так получается, что в поле, на холоде или в горах, в снегах Лиан никогда меня не тревожил, а теперь сквозь дрему я увидел его раскрытую пасть и тихо произнес:

– Скройся, не то в пасть плюну.

Дракон-недоросток, похожий на крокодила Гену, отпрянул и недовольно ответил:

– Не гадь, студент, еще отравлюсь. У нас беда.

– Что случилось, потоп? Или ты кита поймал, а он схватил тебя за хвост?

– Хуже. Шиза отходит.

– Куда отходит? – не сразу понял я смысл его слов.

– Вроде умирает, – произнес он озабоченно.

– Брось, Лиан, она притворяется. Шиза живее всех живых. Она бессмертна, как Кощей Бессмертный, спрячется в свое яйцо и будет ждать нового носителя. Меня и тебя переживет…

– Я не шутил. Студент, – вновь рявкнул дракон, протянул лапу и вытащил меня в мое сознание.

Мое сознание – это что-то невероятное. Оно имеет много слоев, на одном из которых живут Шиза, малыши и недоделанный дракон с женским именем Лиана, но я обозвал его Лиан. Он вечно сидел на берегу озера и ждал, когда мимо проплывут рыбы, которых там никогда не водилось. Мечтал черт-те о чем. Делом бы занялся и запустил в озеро мальков. На других слоях у меня жили кибуцъеры, образовав общины колхозников. Это были духи убитых разумных и их животных, которых мне запихнула в душу Шиза, чтобы получить это самое слоеное сознание. Оно помогает мне быстро думать, почти мгновенно, и получать ответы в виде откровений в самых безвыходных ситуациях.

Когда я задумываюсь, кем стал, то меня берет оторопь, мысли кружатся в одном направлении: я сошел с ума. Я чокнутый шизофреник. Как иначе я бы обозвал голос внутри меня, который со мной разговаривает? Как бы я ответил психиатру на вопрос, что я вижу внутри себя? И что бы он потом со мной сделал? Если бы я сказал, что вижу дворик с озерцом, небольшой уютный дворец в южном стиле с верандой, крокодила Гену с удочкой… И двух чебурашек без ушей – это мои малыши, отвечающие за мое восприятие. Один его ускоряет так, что я выпадаю из времени, второй – расширяет так, что я могу попасть к самому себе в душу и плюнуть, вот как сейчас. Я с раздражением сплюнул, потому что мне не дали отдохнуть. Уверен, что свои дни я бы коротал в дурке среди тихопомешанных. Но сейчас я был у себя в гостях, в своем многослойном сознании, и уверен, что никогда и никому об этом не рассказал…

– Где больной? – спросил я, и малыши указали руками на дворец.

Я тут же направился внутрь. Следом увязались остальные приживальцы. Они шли тихо и были подавлены. Шиза лежала в кровати и ее трясло. Рядом стоял лесной эльфар, распорядитель. Над изголовьем кровати висела