Крылья за спиной - Саманта Миллс Страница 13

Город – это место, которое знает о себе правду. Город – это история.

А история у Радежды странная.

Глава шестая

Разделяй и нападай! Вот наилучший способ. Серия небольших побед дает накопительный эффект и оставляет врага рассеянным и сбитым с толку. Лобовая атака – как бы она нам ни нравилась – не всегда оказывается ключом к успеху.

Крылатая Зорска. Боевые искусства

После того срыва Земолай мятежные детки приходили к карантинной клетке парами и приносили дары. Отхожее ведро (даже неинтересно, как они справлялись, пока она была не в себе), спальный коврик (бедренные суставы не возражали), каша умеренно более приличная (умеренно). Подношения оставляли желать лучшего, но все же это были своего рода репарации.

Вернулись к правилу Элени – поодиночке не ходить, – но это вполне отвечало целям Земолай. Она уже положила глаз на Гальяну, а как девица узнает, что пленница к ней благоволит, если ей не с чем сравнить внимание?

Земолай намеревалась скоро выбраться отсюда и рассчитывала заслужить возвращение в башню Кемьяна, сдав ячейку мятежников, разбомбившую склад. (Она не питала иллюзий – в лучшем случае ей позволят вернуться в роли наземной поддержки. Это было разумно. Достижимо. Ниточка надежды там, где раньше царила полная безнадега. Без этого никак.)

На следующий день к ней в камеру заявились Тимьян и Рустайя, первый – с блокнотиком, исписанным планами убеждения, а второй – заранее скрестив руки на груди в оборонительной позе.

Тимьян цеплялся за свой блокнотик, словно за якорь, и пытался убедить Земолай изменить ее касте избранных.

– Мы понимаем, что требуем от тебя многого. Ты работала на них долгие годы, – (всю взрослую жизнь), – поэтому не нужно отвечать сразу, – (перевод: «Времени в обрез, пожалуйста, ответь сейчас»). – Я всего лишь прошу тебя не торопиться с выводами и внимательно нас выслушать.

Он говорил искренне и понятия не имел, о чем просит.

Рустайя избрал тактику более агрессивную, но столь же неэффективную.

– Тебя вышвырнули за то, что ты оставила Хай Савро его идола, – насмехался он. – Что это за закон такой? Гражданин Радежды что, не может поклоняться одному из Пяти?

– А разве крылатые ошиблись? – с пренебрежительным спокойствием парировала Земолай. – Разве Хай Савро не участвовал в заговоре с целью проникновения в административную башню Кемьяна и повреждения оной?

Ладонь Тимьяна вспорхнула к Рустайе в умоляющем жесте, но Рустайя оттолкнул ее.

– Вы уничтожили его секту! – бросил он. – Вынудили их либо становиться работниками, либо умирать с голоду, а потом еще и наказать грозились, если они не проникнутся своей новой ролью! Я гарантирую тебе – я вам, черт подери, гарантирую, – чем больше вы будете пытаться нас прижать, тем больше нас разбередите!

– Перестань, – прошептал Тимьян.

– Савро восстал не потому, что был книжником! – заорал Рустайя. – Вы не оставили ему выбора, кроме как восстать, потому что он был книжником!

Дверь распахнулась. Тимьяна и Рустайю утащили. Уже двое за сегодня.

Затем явились Элени с Гальяной. Напряжение между ними можно было потрогать руками.

Элени изложила бо́льшую часть своих аргументов – ни на один из которых Земолай в ходе операции «Изолируй слабое звено» отвечать не собиралась и заострила свое внимание на Гальяне, искоса наблюдая за реакцией молодой женщины. Элени высказала мнение о контроле мехов над заводами – Гальяна сосредоточилась. Элени перевела тему на иммиграцию – Гальяна отвернулась, заскучав.

Иногда Гальяна пыталась подойти к теме сама, но с другой стороны, явно не связанной с тем, о чем говорила Элени.

– Кстати, как долго ты носила крылья? Ты участвовала в битве за башню Кемьяна?

Но Элени неизбежно пресекала ее поползновения одним взглядом и возвращала беседу к перечислению причин, почему секта мехов коррумпирована и, следовательно, Земолай должна ополчиться на свое божество, командиров и других крылатых. Хранить угрюмое молчание, выжидая подходящего момента, чтобы подбросить другой женщине наживку, не составляло труда.

А затем Гальяна сказала:

– Ты уже видела, чем оборачиваются веления меха-дэвы. Ты смилостивилась. И за твою милость тебя бросили умирать. Что это за система такая?

Это слишком походило на собственные полуночные мысли Земолай, и потому вздрогнула она вполне натурально. Пришлось напомнить себе о плане: поощрять, вовлекать, но ничего действительно ценного не выдавать.

– Суждение меха-дэвы абсолютно, – сказала она после минутного раздумья. – Она бескорыстна. Она защищает остальных Четверых. Каждое ее суждение направлено на достижение этой цели. Она не… она не какой-то там диктатор, загоняющий рабочих на фабрики ради собственной славы. Она не запрещает другие формы поклонения.

Вот оно – капля уязвимости, приглашение присмотреться внимательнее.

Но следующей наклонилась к решетке Элени, и глаза ее сияли.

– Так почему тогда? – подсказала она. – Почему меха-дэва позволяет вашей предводительнице издавать эти указы от своего имени? Ведь ты права, она не запрещает поклоняться техно-дэву или схола-дэву. Вместо этого она корректирует заявку на пайки, или перестраивает финансирование жилья, или меняет тарифы на товары предварительного выбора, и их базы сокращаются сами собой. Сначала она делает жизнь вне ее системы невозможной, а потом думает, что руки у нее чисты, когда граждане совершают добровольное обращение.

А это уже не о меха-дэве, а о ее наместнице на земле – Меха Водайе. О Меха Водайе, которая проводила в общении с дремлющим божеством так много времени, что становилась серебристой. О Меха Водайе, которая первой оказывалась в фокусе внимания, когда божество просыпалось настолько, чтобы пролить свет суждения.

Почему богиня позволяет творить все это ее именем, если не одобряет? Меха-дэва просыпалась не часто, но, когда это случалось, простирала над своим голосом ласковую длань. К какому еще выводу можно прийти? Похоже, она действительно верит, что они делают для города-государства все возможное.

Земолай всегда считала, что Радежда процветает благодаря равновесию Пяти. Граждане выбирали, которому из божеств служить, но все их действия способствовали общему благу. Цивилизация родилась из разделения труда, и в разделении труда граждане находили свои отдельные цели. Так говорили.

Но картина, нарисованная Элени, – цель, извращенная в пользу голой экономики, – выглядела не просто оскорблением, но богохульством.

А еще она очень напоминала Водайю.

Земолай позволила лицу застыть. Отвернулась всем телом, положив на сегодня конец любительским попыткам вербовки, но не раньше, чем увидела перемену в лице Гальяны: зарождающееся подозрение, задумчиво прикушенную нижнюю губу. И от этой крошечной победы Земолай ощутила