Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута Страница 12

Хрупкое всё.

А главное, что здесь — почти как там. В смысле, в лаборатории.

Шкафы вытянулись вдоль стены, пусть и покрытые пушистым сизоватым мхом. Стёкла давно осыпались, и этот тускло светящийся живой ковёр забрался внутрь, спеша обжить новое пространство. Он затянул и полки, и склянки…

Это нормально вообще?

Моховые потёки на стенах. И наше появление явно нарушает покой этого места. Воздух приходит в движение, и над потёками появляются облачка слабо светящейся пыли?

Пепла?

Спор?

— Платки надо завязать, — я вытаскиваю из кармана. Благо, стараниями сестрицы, платков у нас хватает. Может, не лучшая защита, но что-то не хочется мне дышать этой перламутровой дрянью.

Мишка следует моему примеру.

А Метелька чешет нос и бормочет:

— Давно пора было. Но воняет тут…

Запах и вправду стал сильнее.

Я иду. Не на него — на нить, что связала нас с Тьмой. Та ждёт. Она явно хочет что-то показать. А я вот не очень хочу смотреть, но придётся.

Мох и на полу.

Он мягкий и сухой. И ноги проваливаются в него, что в ковёр. Мох похрустывает рисовой бумагой, но следы затягивает почти мгновенно. А пещера тянется. Она длинная и чуть загибается вправо. Пол идёт под уклон, и моховой ковёр становится плотнее. Он полностью укрывает камень, но то тут, то там изо мха выглядывают тонкие ножки грибов. Шляпки их несуразно огромны. И надо будет взять с собой, вдруг да что-то ценное…

С хрустом что-то ломается под ногой. И я останавливаюсь. Это не мох. Это что-то крупнее…

Кость.

Длинная и чуть изогнутая, с характерными выпуклостями по обе стороны. Чья? Человеческая? Тварей? Не знаю. Но папенька мог бы и убраться.

Хотя…

Он убирался.

Пещера делала поворот, выплёвывая очередной отнорок. И здесь уже вонь становилась практически невыносимой.

— Что там?

Тьма волновалась. Она перетекала из одной формы в другую, будто не способная определиться.

— Плохо. Там. Плохо. Плохо-плохо…

Она рассыпалась туманом, который завис над землёй.

— Я посмотрю.

— Плохо!

— Опасно?

— Нет, — моё присутствие, кажется, её успокаивало. — Там… там плохо.

— Савелий, что там? — Мишка с Метелькой-таки пошли за мной.

— Пока не знаю, но ей это не нравится.

— Моей тоже. Спряталась.

— Меня сейчас стошнит, — буркнул Метелька. — Я вас тут… в стороночке… ладно? Сдаётся мне, я не хочу видеть, чего там будет.

И правильно.

В этой пещере свет тоже имелся, тот же белесый, рождённый непонятными прожилками то ли металла, то ли чего-то другого. Главное, что света хватало, чтобы разглядеть.

Ещё одна пещера.

Круг на полу. И в центре его — каменный столб, что уходит в потолок.

Руны вокруг.

И эти уже не нарисованы — вырезаны. Краска в этом мире не держится? Или в другом дело? Главное, что вездесущий мох остановился на пороге этого места, не смея пересечь вырубленную в камне границу.

Вонь…

Вонь пробирала до самого нутра. И мне приходилось часто сглатывать, чтобы и самого не вывернуло.

Взгляд выхватывал какие-то отдельные элементы. Малые круги, словно бусины на ожерелье, центром которого и была игла. В каждом — груды чего-то… я не сразу понимаю, что это что-то определённо чуждое окружающему камню было живым. Раньше. А теперь живое стало грудой плоти. Вот… вот неправильно это. Что бы тут ни случилось, любая плоть должна была бы разложиться. А это… Как будто только вчера… или нет, позавчера, потому что разлагаться плоть явно начала, но потом отчего-то передумала.

Я зажал нос пальцами. Если дышать ртом, то оно как-то полегче получается.

Вдох.

Выдох.

И снова вдох. И шаг. Ступать на рунный круг страшновато, вдруг эта хрень ещё работает, но… нет, ничего не произошло. Точнее вот ощущение, что я преодолел невидимую стену. Такое сходное, как в лесу, когда вдруг влетаешь мордой в липкую паутину, и она облепляет щёки и нос, и к волосам привязывается намертво.

— Сав…

— Миш, не лезь пока. Если что, будешь вытаскивать.

Братец кивает. И хмурится. Ну да, он старший, он должен рисковать и вообще о нас с Метелькой заботится. А мы вот сами всё, бестолковые.

Тьма ворчит.

Она тоже не хочет сюда входить, но идёт за мной. И отряхивается. Липкое — это какая-то защита. Подозреваю, что не столько от неожиданных гостей, сколько от мха и в целом этого мира. Внутри вонь становится более… терпимой, что ли? Или это я просто пообвыкся?

Может, и так.

А защитная пелена изнутри видится этакой мутью, как стекло во время дождя. И за стеклом этим проступают силуэты Мишки и Метельки. Я помахал им.

— Всё в порядке… только, похоже, тут он ставил какие-то эксперименты.

Экспериментатор хренов.

Рунная вязь плотна. А круги теперь выделяются даже чётче, потому что по краям каждого вбиты скобы, от которых отходят цепи. И металл на них отливает прозеленью.

Изменённый?

Похоже на то.

Стало быть, в кругах этих кого-то привязывали… хотя почему «кого-то». Я даже вижу, кого. Существо ещё не настолько разложилось, чтобы превратиться в груду плоти.

И я склонился над телом… обезьяны?

Или всё-таки человека?

Мишка с черепом угадал.

— Что там? — ему явно не терпелось.

— Заходи, — всё-таки опасности я не чувствовал. Тьма и та успокоилась, теперь ходила по кругу, что-то ворча. — Только тут трупы.

Они были пониже человека, эти существа. Крепко так. Коротконогие, широкоплечие. И плечи, и руки покрывали густые волосы, но именно, что волосы, а не шерсть.

Вытянутые головы, плоские какие-то, с выдающимися челюстями и приплюснутым носом. Но это не так и важно. Каким бы ни было лицо, но на нём застыло выражение ярости.

— Это… это… кто? — Мишка склонился над ближайшим телом.

— Люди, — я принял решение. Я ни хрена не учёный, чтоб аргументировать свою точку зрения. Да никто и не требует. — Это люди…

Примитивные до крайности.

Древние.

Такие, которые, быть может, отметились когда-то в бесконечной веренице моих собственных предков. Но всё равно ведь люди. Вот у этого на руках какая-то штуковина из сухих травинок и кривобокой бусины. Браслет? А следующая и вовсе женщина. Уродливая, как по мне, но закутанная в кусок шкуры. И на шее её ожерелье из чьих-то клыков.

— Чтоб… — Мишка, оказывается, умеет ругаться.