Путь в тысячу пиал - Дарья Урбанская Страница 11

Недалеко от города, на небольшом возвышении плотно подогнанные камни складывались в плиту, над которой кружили бесчисленные стервятники и вороны. Там Джэу сгрузила свою скорбную ношу, сняла чубу и отерла пот со лба. Рэннё сел на колени неподалеку, достал небольшой барабан и принялся отстукивать ритм, негромко напевая мантры. Тобгял тоже подхватил мотив.

«Ну вот, начинается!»

В Тхибате верили, что тела без души, которая после смерти отправилась в Бардо, уже не имеют никакого значения. Умерших бедняков, семьи которых не способны были заплатить монахам за пхову и небесное погребение сбрасывали в реку. Знатных же людей и лам после воспевания молитв отдавали хищным птицам. И теперь Джэу предстояло то, ради чего ее взяли в похоронную процессию – выполнить работу рогьяпы.

Она развернула погребальное полотнище, передала ткань Тобгялу и с тяжелым сердцем посмотрела на Бездушного. Монах-учитель оказался прав – младенец действительно казался совсем обычным: руки, ноги, голова, смуглая кожа…

Отрешившись разумом от происходящего, Джэу взвесила в руке свой рэ-ти и со вздохом сделала первый надрез. Острое лезвие почти не встречало сопротивления окоченевшей плоти.

«Так нужно… Так положено… Так птицам удобнее будет клевать…»

Она старалась занять свои мысли, не думать, что еще недавно эти ручки и ножки…

«Нет, не думать! Или меня стошнит…»

Джэу остановилась и перевела взгляд вперед, на вершины горного хребта. Работа не была настолько тяжелой, но руки все равно дрожали, а по лбу катился пот. Тобгял воспринял заминку, как перерыв. Он поднес Джэу и Рэннё захваченный из дома кушога Рампы чай, чтобы подкрепить их силы, а затем принялся отгонять алчущих плоти птиц – обряд еще не был завершен. Джэу метнула злой взгляд на воина, медитирующего в нескольких шагах от каменной плиты.

«Можно подумать, Рэннё так уж утомился!»

Она сделала глоток, не ощутив вкуса, а чай, скатившись в желудок, едва не исторгся обратно. Джэу вернула почти полную пиалу Тобгялу и продолжила ужасную работу.

Когда все было закончено, она обтерла рэ-ти пучком травы и, пошатываясь от усталости, побрела в сторону небольшого островка кустарника. По легенде саган-дайля вырастал в тех местах, куда воины, возвращавшиеся после победы в нелегкой битве, вонзали копья, и его распускающиеся бутоны наполняли их здоровьем и свежими силами.

На этих кустах цветов не было, а листья слегка пожухли, но Джэу надеялась, что в словах легенды есть хотя бы крупица истины. Она бы не отказалась от чего угодно, что могло придать ей хоть немного сил, душевных и физических.

Прежде ей много раз приходилось бывать в местах небесного погребения, она видела и подготовленные для птиц тела, и уже очищенные стервятниками кости. Но никогда прежде она сама не выполняла скорбные обязанности рогьяпы.

«Это оказалось много тяжелее, чем я предполагала… А ведь еще надо будет вернуться через два дня и завершить ритуал».

Рэннё встал и пошел за ней. Он ступал практически бесшумно.

– Не нужно следовать за мной, кушог, в зарослях саган-дайля ракшасы не прячутся. Я хочу немного побыть наедине с собой.

Когда он отошел, так и не произнеся ни слова, Джэу украдкой запустила руку за ворот кашаи, туда, где кушак плотно прижимал ткань к телу. Вынув ладонь, она некоторое время стояла молча, наслаждаясь ощущением приятной тяжести. А затем взглянула на свою добычу – в лучах солнца на ладони богато переливалась золотом амулетница гау. Джэу немного встряхнула рукой – судя по глухому звуку, внутри гау тоже не пустовала.

«Оно того стоило! За такую дадут немало полновесных шрангов!» – убеждала она себя, стиснув зубы. Пытаясь выбросить из головы воспоминания о том, чем только что занималась. – «Если добавить все мои накопления, то, может, у меня получится избавиться от маски уже в этом году… Да, определенно оно того стоило!»

За спиной вновь раздались шаги одного из монахов, и Джэу торопливо сжала ладонь с украденным, делая вид, что расслабленно наблюдает за солнцем, клонящимся к закату.

Глава 8. Цэрин

В удаленных деревушках горной части Тхибата зачастую практикуется многомужие. В день свадьбы старшего сына имена его братьев упоминаются во время церемонии, и девушке разрешается взять их всех в мужья. Обычай этот относительно нов, первые упоминания о подобном встречаются всего лишь около сотни лет тому назад, но о причинах можно лишь гадать.

«Записки чужеземца», Вэй Юа́нь, ученый и посол Ла́о при дворе правителя Тхибата

Просыпалась деревня рано, с первыми лучами солнца: драли глотки петухи, яки и ослы, бренчали молитвенными барабанами люди. Цэрин распахнул глаза и вспомнил, как после обильной трапезы Дава, старший муж Пассанг, передал его, чуть ли не спящего на ходу, из рук в руки Пхубу. Тот отвел его в свой дом и выделил угол, где Цэрин и рухнул, как подкошенный, окончательно засыпая.

В доме негромко тянула мантру седовласая старуха, одновременно гремя посудой.

– Помолишься со мной? – спросила она, заметив пробуждение гостя. – Я приветствую солнце и утренний свет.

У Цэрина болел живот, и ныло все тело, укрытое ячьей шкурой, а особенно ступни. А еще страшно хотелось помыться. Но пренебречь предложением он, конечно, не мог. Цэрин кивнул, неуклюже сел и подхватил знакомый мотив:

– Ом-м-м… Храим Савитри Намаха…

Когда мантра подошла к концу, старуха протянула небольшую пузатую склянку, в которой плавали сухие травинки:

– Пхубу принес тебе это. Нужно обновить припарки.

Только теперь Цэрин откинул шкуру и обнаружил на ногах повязки. От тканевых полосок тянуло женьшенем, можжевельником и еще чем-то терпким.

– Быстрее заживут твои порезы, – объяснила она. Но Цэрин откуда-то знал это и без нее.

– А перевязывал кто?

Она пожала плечами:

– Когда Пхубу, когда я. Ты проспал два лунных дня и два солнечных, – тепло улыбнулась старуха. – Немудрено. Долго ты бродил во тьме. Уж не столько ли, что поседеть успел? Лицом вроде молод, но волосы белее моих…

– Зато память явно хуже твоей, – вздохнул он, потирая виски.

– Может со временем тэнгри смилостивятся и вернут тебе воспоминания, а может они же их и высосали, и не стоит тебе ворошить былое. Зови меня Лха́мо, кстати. А Пхубу – мой сын.

Весь день Цэрин то жевал лепешки, запивая маслянистым чаем, то вновь проваливался в сон, то разглядывал желтые узоры, ползущие по бордовому настенному ковру, с верхней кромки которого свисали еще и амулеты да плетеные обереги.

А еще он слушал болтовню Лхамо, попутно обтирая себя тряпками, смоченными в травяных