Барон Дубов 9 - Михаил Капелькин Страница 11

Учитель снова кивнул, удовлетворившись ответом.

— А вот эти… — его тонкий палец коснулся листка в нескольких местах, — вещи весьма дорогие и редкие, но тут вам, можно сказать, повезло. Слышали когда-нибудь о московском алхимическом аукционе?

Я покачал головой. Евгений Андреевич открыл ящик стола и достал свежий номер «Московского вестника». Открыл нужную страницу с объявлением об аукционе через несколько дней. В нижней его части мелким шрифтом значился список лотов. Среди них действительно были те, что я искал.

— Мероприятие для зажиточных господ, Дубов… — протянул алхимик, с едкой усмешкой взглянув на меня. — Уверены, что располагаете необходимыми средствами?

Я попытался взять газету, но Евгений Андреевич удержал другой её конец, прижав ладонью к столу.

— Об этом пусть беспокоятся аукционеры, а не учитель алхимии в Пятигорской академии, — сказал я, всё же вырвав кипу желтушной бумаги.

Алхимик холодно улыбнулся одними губами. После этого я покинул его кабинет.

Странный он человек, своеобразный, но было в нём что-то такое… Вроде твёрдого куска железа под мягким скользким тестом. Хребет, не иначе. Значит, своё слово он сдержит. И выгоды своей не упустит. Мне удалось заинтересовать его зельем, так что обещанное алхимик из-под земли достанет.

Пока шёл к своим комнатам, прочитал объявление более внимательно. Аукцион должен состояться вечером третьего дня.

А это значит, что пора собираться в Москву.

* * *

Москва. Вторая столица Империи. Неофициально, конечно. Но жизнь в этом городе кипела не меньше, чем в Санкт-Петербурге. Этот город был центром Московской губернии, одной из самых богатых в стране. Не в последнюю очередь благодаря тому, что её возглавлял Светлейший князь Деникин. Могущественный род. Если бы не Годуновы, то страной могли править Деникины. Сам князь Деникин большую часть времени находился на западных границах и отвечал за один из самых опасных участков. Он чаще других подвергался нападениям Саранчи. Оттого и крепости там были самые мощные и вооруженные по последнему слову техники и магии.

Для московского аукциона я хотел взять с собой одну из девушек. Или двух. Остальные должны остаться и тренироваться с Сергеем Михайловичем. Да и события на юго-западе страны пока затихли. Османы, если верить газетам, готовились к новому удару. Уничтоженные войска были каплей в море. Поэтому мы лишь выиграли время для подготовки.

Я хотел позвать с собой княжну Онежскую как знатока светских манер, но она вдруг куда-то испарилась. Даже зашёл к ней в комнату, чтобы увидеться, но столкнулся с её суровой нянькой-гувернантной, Тамарой Петровной. Эта женщина, кровь с молоком, собирала свои вещи. И я вдруг поймал себя на мысли, что она в общем-то была женщиной симпатичной: слегка широка в кости, но при этом всё при ней и в нужных объёмах. И я вроде даже впервые видел её без привычных шуб и шарфов, в которых она пряталась от холода Василисы. В последнее время этого уже не требовалось.

— А где Её Светлость? — спросил я, когда вошёл.

— А что? Тебе не сказала? — зло буркнула женщина, запихивая в чемодан свёртки с одеждой.

Я промолчал.

— Уехала она. Домой. И если не сказала тебе зачем, значит, так надо. Понятно? — и не дожидаясь моего ответа, подошла в упор ко мне и продолжила: — Знаешь что, Дубов? Ты нормальный парень, но уж больно много плохого рядом с тобой случается. Князь Онежский только что приказал мне возвращаться в якутское имение, но знай… Я всё равно буду рядом. В любой тени, в любой щёлочке. И если хоть один голубой волосок упадёт с её головы… Я приду, и ты испытаешь такую невообразимую боль, что рано или поздно начнёшь умолять подарить тебе смерть. В конце концов, я сделаю такой подарок. Но когда очнёшься в аду, ты не найдёшь покоя, Дубов. И знаешь почему?

— Э-э-э, не знаю, — протянул я, охреневая от такой пылкой реакции Тамары Петровны. Ещё чуть-чуть, и она мне в горло вгрызётся.

А она прошипела мне в грудь, задрав своё лицо к моему:

— Потому что я буду ждать тебя там. Снова. Дубов.

У меня аж холодный пот на лбу выступил. Я видел её в бою. Страшная женщина. Страшная и красивая.

— Тамара Петровна, может, вам чаю горячего выпить? С ромашкой. А то вы как-то… перевозбуждены.

— Только если эта ромашка выросла на могилах моих врагов!

— Не уверен, что смогу найти именно такую ромашку… — протянул я, а потом у меня промелькнула мысль, отчего Тамара Петровна пришла в такое буйство. Её отзывают? Значит, за княжной больше не будут присматривать, как это было всю жизнь. Тамаре Петровне даже сама эта мысль, должно быть, поперёк горла. — Я присмотрю за княжной. Обещаю, что ни один волосок с её головы не коснётся земли. Даю слово.

С минуту она испытующе сверлила меня взглядом. Но я выдержал. Ведь говорил чистую правду. Ну, если не считать ежедневно выпадающих волос — во время того же расчесывания. Они-то не считаются, иначе нарушу слово в тот же день.

— Ладно, Дубов, — смягчилась она. — Твоя взяла. Просто… она порой ведёт себя, как маленькая капризная девчонка…

— Все княжны себя так ведут, — пожал я плечами.

— Может быть. В последнее время стало лучше, но…

— Ни о чём не беспокойтесь, — я положил руку ей на плечо, и Тамара Петровна оттаяла.

Потом вдруг резко пришла в движение, будто ей прижгли калёным железом её твёрдые ягодицы, собрала свои чемоданы и протиснулась мимо меня в дверь.

Она ничего не сказала на прощание. Но я слышал что-то вроде всхлипывания, пока она уходила по коридору женского общежития (днём парням по нему можно было ходить свободно). Да, всё-таки у Тамары Петровны очень доброе сердце.

Поэтому княжна со мной в Москву не поехала. Агнес осталась, чтобы починить до конца дирижабль. А Лакросса сама захотела остаться из-за каких-то дел в племени. Сошлись на том, что к новогодним каникулам они приедут в моё поместье в Ярославской губернии. И княжну с собой возьмут.

Со мной отправились будущая виконтесса Лиза Светлова, как эксперт по светскому обществу, и Вероника, которая уже получила свой подарок и вовсю занималась шитьём.

Это дело она не бросила даже в поезде. Экспериментировала с разными моделями нижнего белья и тут же пробовала их при мне. Некоторые были так хороши, что доставалось от меня не только Веронике,