Сделай сам – 1 - Константин Николаевич Буланов Страница 8

Опять же, за долгие десятилетия успело позабыться очень многое из физики, сопромата и теормеха с прочей высшей математикой, которыми нас пичкали в институте. Того, что вовсе не пригодилось в работе и улетучилось с концами из старой головы. Да и из того, что пригождалось когда-то, многое тоже успело позабыться с концами. Времени-то сколько прошло с выхода на пенсию! Аж 15 лет минуло! Много! Очень много! Отчего сейчас необходимо было изучать всё чуть ли не с нуля, дабы не прослыть «брехливым балаболкой» вместо «недооценённого гения». Благо было заниматься с кем, пока отец пропадал по делам, то на заводе, то на выездах к клиентам и поставщикам материалов.

Матушка моя — Софья Петровна, была не просто рачительной умничкой, умеющей считать деньги и вести семейный бюджет. В своё время она стала первой женщиной закончившей «Императорский Санкт-Петербургский университет», закончив там физико-математический факультет, и даже помогала своему мужу вести многие расчёты при проектировании тем своих двигателей. Так что и теоретическая, и практическая подготовка у неё была высочайшая. Особенно для женщины, проживающей в России, где к высшему женскому образованию относились с изрядной долей настороженности — больно вольнодумства в головах у курсисток становилось много. Но да не о том разговор.

В общем, знаний у моей маман имелось вагон и маленькая тележка. Она-то и взялась меня учить со всем возможным рвением, стоило только отцу заикнуться о моём недюжинном уме. Про гениальность он тактично умолчал, чему я был только рад. Ибо множить сущности не следовало. Вот и множил цифры день за днём, неделю за неделей.

Так пролетел целый месяц, за который я проштудировал учебники по математике и физике для реальных училищ, чем привёл в небывалый трепет, как мать, так и отца. Теперь они уже не перебрасывались понимающими взглядами, когда я заявлял о том, что «шибко вумным» уродился. Нет. Не перебрасывались. Теперь-то смотрели на меня серьёзно. И очень сильно огорчались, что, сколь отлично давались мне точные науки, столь же сильно вовсе не давалась мне латынь с французским, без знания которых о будущем поступлении в университет можно было даже не мечтать. Про грамотность и чистописание хотелось тоже умолчать. Что правила русского языка, что буквы ныне были-то другие — не те, к которым я привык. Опять же, эти пачкающие всё вокруг перьевые ручки и не приспособленные к письму мои детские пальчики. В общем, караул.

Хотя лично мне до того поступления было, как ползком до Луны. И вообще, здесь и сейчас я предпочёл быть практиком, а не теоретиком, по той простой причине, что очень многое из привычного мне до сих пор не было изобретено и, уж конечно, не было запатентовано, что открывало невиданные возможности для личного обогащения.

А началась моя изобретательская деятельность с посещения семьёй завода, как только в нём закончили все строительные и отделочные работы.

— Бедолаги, — удручённо покачав головой, охарактеризовал я место труда инженеров и чертежников, что являлись сотрудниками моего отца. Всех четырех человек. Ага. Двое из которых являлись вчерашними студентами и нанялись сюда для получения своего первого реального опыта.

Мало того, что свет им давали лишь огромные, от потолка до земли, окна и несколько керосиновых ламп. Так ещё и чертить им приходилось прямо на столах, согнувшись в три погибели и придавив огромные листы ватмана всевозможными грузиками по краям. Ну как тут было не припомнить кульман, с которым лично мне пришлось пройти в обнимку почти 30 лет прошлой жизни! Особенно, учитывая то, что столы тут уже были специальные — чертёжные, конструкция которых позволяла поворачивать столешницу под разными углами в одной плоскости. И даже чертёжный пантограф — фактически та самая система планок на кульмане, существовал уже не первый век!

Какие там двигатели и КПП со всякими дифференциалами и карбюраторами. Кульман! Вот где были деньги! Ибо без чертежа в нынешние времена не создавалось ничего сложнее молотка. Да и на тот, небось, у многих производителей был какой-никакой эскиз с размерами. А чертить на кульмане и без него — это две большие разницы.

Уж что-что, а как мы изгалялись в институте, творя свои дипломные работы, я помню по сей день. Бывало, даже комнатные двери втихаря с петель снимали в общежитии, чтоб получить относительно ровную поверхность для закрепления ватмана, поскольку отыскать ровный пол доводилось далеко не всем и не везде. Тогда как дверь, ежели на ней предварительно хорошенько зашкурить наждачкой-нулёвкой все выпирающие потёки краски, представляла собой отличную рабочую поверхность.

Но к чёрту эти дурные воспоминания! Здесь и сейчас я мог вновь «дёшево и сердито» заявить о своей гениальности отцу. Но дома! Только дома! И в закрытом хорошенько кабинете! Чтоб, значит, никто не прихватизировал себе мою честно уворованную у немца Кульмана идею. А то не нравились мне тут две то и дело мелькающие перед глазами хитрые морды с общей фамилией — Идельсон. Вот чую, что два эти брата-акробата прибыли сюда аж из самой Риги не просто «поработать на чужого дядю», а уворовывать стоящие идеи. Было что-то в них такое — напрягающее.

Хотя, может я и наговариваю на кристально честных людей. Но уж больно они выглядели скользкими. Все такие наглаженные, зализанные, с ухоженными пальчиками и сладкими улыбками. Видал я немало таких персонажей в своей прошлой жизни. И в половине случаев от них таки «попахивало» гнильцой. Полная противоположность моему отцу, который до сих пор не чурался лично работать с металлом у станков.

— Ну как вам завод? Внушает? — светился гордостью глава семьи, показывая паутину кожаных приводных ремней, что спускались к станкам с расположенных под потолком приводных валов, подключенных к разной мощности двигателям собственного изготовления. Они-то и крутили без остановки всю местную машинерию.

Мне бы, возможно, и хотелось бы сказать, что да, внушает. Как же! Свой «свечной заводик». Три десятка неплохих крупных станков различного назначения и даже литейка наличествует! Но, после того, как провёл десятки лет на главных производственных площадках советского автопрома — этих городах в городах, хотелось лишь тяжко вздохнуть. Ведь по своему масштабу наш семейный заводик походил на один из тех «сарайчиков», что были сильно распространены в Южной Корее. Куда там ни сунься, в какую деревню ни загляни, везде обнаружишь