Подонки! Однозначно - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 7

Подбор делегатов с периферии отложился до решения в рабочем порядке. В конце концов, солдат какого-то петроградского полка, рекрутированный в Тамбовской губернии, запросто отыграет роль посланца от своих земляков. Стратежить дальше помешал подошедший Каменев.

— Шолом, Лейба!

— Здравствуй, Лёва. Зятёк… Всё, говорим только по-русски. Мы отныне — исключительно русские революционеры. И даже русские националисты, почище черносотенцев.

Проходившие мимо Иоффе и Урицкий одобрительно улыбнулись, оценив шутку.

Каменев покачал головой. Промолвил:

— Ты изменился, Лейба… Бритый как поц.

— Отныне Леонид Дмитриевич, прошу любить и жаловать. Я после Америки — совершенно иной человек. Моя нация — русская, что бы сами русские об этом не думали, мой народ — мировой пролетариат, моя семья — русские революционеры. Включая тебя.

— А ты — вождь пролетариата? — на полноватом, интеллигентном и очень еврейском лице Каменева мелькнула грустная усмешка, впервые в жизни названного русским.

— Пока только вождь объединительной партии. По программе и целям — очень даже большевистской. Когда придёт время для решающих боёв за революцию, приведённые мной люди будут бесценным подспорьем для большевиков.

— Ты прикрываешься нами?

— Упаси боже! Вы слишком малы, чтоб вами прикрыться. Пока левое крыло социал-демократии не захватит большинство в Советах, большевики ничего не значат. Я ускорю процесс «левения» Советов! То есть, по существу, большевизации. Так и передай товарищу Ленину.

— Ему не понравится, — пообещал Каменев. — Часть людей ты у него переманишь.

— Конечно! Потом верну. Как говорит хорошая хозяйка? Попользовался — положи на место.

— Про хозяйку… С Соколовской отношений не поддерживаешь? Как твои дочки — Зина и Нина?

Вопрос «кто такая Соколовская?» едва не сорвался с языка. Господа гусары, молчать! Позиция «я совсем другой человек» должна оставаться в разумных пределах.

— Не поддерживаю, — только и ответил на это.

— Ты сейчас с Наташей Седовой, — полуутвердительно бросил Каменев. — Лёвочка и Серёжа как поживают? Скоро приедут к тебе в Петроград?

В той жизни разорился бы от алиментов на четверых детей… Оказывается, Троцкий был любвеобилен и плодовит, сейчас придётся за него отдуваться.

— С Евдокией Фёдоровной Покровской, вдовой убитого следователями ВЧСК революционера. Ничего! Создадим свою ВЧК, этим меньшевистским тварям покажем.

— Гляди, Лейба… То есть Леонид. Бабы в таком изобилии до добра не доведут. Особенно коль очередная твоя — тоже шикса, как и прежние. Я предпочитаю со своими — русскими революционерками, но еврейского происхождения. Прощай.

«Нашёлся, учитель нравственности! — с раздражением, но беззвучно выкрикнул ему в спину Седов. — Правильно Сталин тебя расстрелял».

В любом случае с запутанной семейной ситуацией надо разобраться, даже отрывая время от пролетарской революции. Родня — это вообще проблема. Как-то сказал в интервью по телевидению: «Нормальный человек должен жить один… На расстоянии и родственники хорошие, и жена хорошая, и муж. Но если вместе в одну квартиру — дурдом».

А вот с Евдокией Фёдоровной спал в обнимку, и всё прекрасно, и снова хочется. Бывают исключения.

Глава 3

Воскресенье 7 мая Седов провёл в трамвайном депо. Трамвайщики трудились без выходных, а ради послушать свежего оратора запросто задержали выпуск вагонов на линию. Ловили каждое слово куда внимательнее, чем было бы в питерском депо 2020-х годов на выступлении стендап-комиков Щербакова или Абрамова на корпоративе вагоновожатых, если такие случаются. Оратор бил не по площадям, а прицельно по самым чувствительным точкам: заработная плата, условия труда, жилищные условия. Затем он отправился на собрание студентов Петроградского университета, бывшего Императорского. Далее — в Мариинский театр, тоже бывший Императорский, где обещал, что с окончанием смутного времени и после победы революции у служителей Мельпомены будут самые императорские условия.

Речи его, вдохновляющие и преисполненные энергетики, так поднимали настрой творческих масс, что по окончании митинга он получил сразу несколько намёков от артисток оперы и балерин. Воодушевлённые, те желали свести знакомство с революционным лидером накоротке…

Но вечером Седова ждала встреча с пылкой вдовой Покровской. Та, зайдя в его убогий номер, немедленно заявила:

— Леонид! Наша прошлая ночь была лишь знакомством. Я научу тебя любить женщин.

Вот так! Познавший их немало, Седов был ошеломлён. Евдокии впору писать второй том «Камасутры». Ну а что, ТВ нет, интернета тем более, даже радио — всего лишь беспроводной телеграф, народ, раскрепостившись, развлекался как умел. Женщина объясняла свои таланты учёбой у покойного мужа, большого затейника. Детей не случилось, доктор сказал — у неё и не будет, отчего она утверждала себя в женской ипостаси самым доступным ей макаром. А также занялась педагогикой, предлагая себя в качестве соблазнительного учебного пособия. Многоопытный любовник постигал новые для себя пути утоления женских желаний.

В один из перерывов между уроками спросил о её окладе на Путиловском:

— За те же деньги пойдёшь секретарём СПР — Социалистической партии России?

Богиня любви приподнялась на локте.

— И кто же ты, мой соколик, в этой партии?

— Всего лишь… председатель.

— Но если партии нет, предстоит учредительный съезд… Вдруг тебя не выберут?

— Тех, кто не желает меня поддержать и мне подчиниться, я сам не выберу в партию. Дражайшая, тебе не кажется, что народ устал от говорильни? За 4 дня по возвращении в Петроград мне удалось больше, чем эсерам и большевикам вместе взятым за месяц!

Он сильно преувеличил. «Апрельские тезисы» Ульянова, пусть совершенно дисгармонировавшие наполеоновским размахом претензий с мизерностью его партии, вызвали куда больший шухер, чем несколько выступлений Седова. С «Апрельских тезисов» начался переход от февраля к октябрю, от буржуазно-демократической революции к госперевороту с установлением диктатуры самозваных вождей пролетариата. Другое дело, что Седов не собирался ждать октября.

— Мне нравится твоя решительность. Собираешься овладеть Россией как овладеваешь мной?

— Да, дорогая. Но только один раз. Овладеть и не выпускать из объятий.

— Правильно! Но сегодня репетировать будущие победы можешь только на мне. Что же ты медлишь?

Обладавшая более роскошными формами, нежели балерины Мариинского, Евдокия имела одно с ними общее: чувствовала в Седове мужчину с огромным политическим потенциалом. Правда, с довольно средней потенцией.

Отпуская её, упрекнул:

— Вы, женщины, мешаете развиваться мужчине. Когда он хочет вас, вас нету.

— Не наигрался? Предлагаешь переехать к тебе? Не спеши!

В чём-то права, зазывать на постоянное сожительство в эту крохотную и