Александра. Большая игра. (книга вторая) - Олег Ростов Страница 7

— Богдаша, принеси каши для сержант-дам.

— И вина! — Крикнула Паула.

— Богдаша! — Это уже Ксения. — А курочки нет?

— Нет. — Ответил палатин. После услышали его недовольное бормотание. — Курочку им подавай. Кашей обойдётесь, чай не Царицы!

— Что он говорит? — Спросила итальянская княжна. Ксения засмеялась:

— Не довольный Богдаша. Сказал, что курочки нет. Что обойдёмся кашей.

— Да как он смеет? — Возмутилась Паула.

Я молчала, наблюдая за девушками с интересом.

— Этот смеет, Паула. — Ответила Агнешка. — Он же палатин. — Паула посмотрела на меня. Я пожала плечами и улыбнулась.

— А, ну да, палатин. Но можно было и не хамить. — Паула тоже обиделась.

— Он не хамил, дорогая. — Заступилась я за Богдашу. — Это его естественное состояние. Не обращай внимания.

К тому моменту, как Богдан и Никиша принесли кашу с мясом и кувшин вина, из трёх сержант-дам, боле-менее одетой оставалась только Ксения. На ней были штаны, сапоги, верхняя рубашка. Она и приняла котелки с кашей и кувшин с вином.

Девчонки скребли ложками в котелках. Я уже поела, теперь пила взвар, сделанный мне Фросей. Девчонки запивали кашу слабеньким вином. Наевшись, сложили котелки и выставили их за пределы шатра.

— Богдаша, прибери, пожалуйста. — Выглянула из шатра Ксения.

— Я что, прислуга? — Возмущённо воскликнул парень.

— Ну, Богдаша! Хочешь я тебя поцелую?

— Не надо. — Ответил он. Я услышала, как звякнули котелки. И удаляющееся недовольное бормотание Богдана. Ксения вернулась назад в шатёр и усмехнулась. — Как все мужчины предсказуемы!

Я откинулась на подушки, полусидела, полулежала. Мне было так хорошо. Девушки продолжали цедить вино из серебряных кубков. Точнее Агнешка с Паулой цедили. Ксения, выпив половинку кубка, больше пить не стала. Села рядом со мной. Я поняла, что она хочет что-то спросить, но не решается.

— Ксюша, спрашивай. Я же вижу, тебе не терпится.

— Матушка государыня, а расскажи какой он?

— Кто?

— Великий Государь.

Я заметила, как навострили ушки Агнеша и Паула.

— А что ты именно хочешь знать?

— Ну… Как вы решили обвенчаться?

— Обыкновенно. В Большом Успенском соборе Кремля. Митрополит венчать нас будет. Не бойся, ты обязательно там будешь присутствовать, как моя придворная фрейлина, входящая в мою свиту.

— Нет, Матушка. Я не про это. Как вообще… Как у вас это произошло? Ведь Великий Государь не устраивал смотрины дев разных, дочерей бояр, князей, служивых людей, купцов. Да и иноземные царевны есть.

— Не устраивал. Бояре недовольны были. Не по покону это, чтобы Великий Князь брал в жёны вдову, да ещё с малым дитём на руках. Да только Великий Князь такой, если что решил, то никто ему не указ. И Митрополит поддержал его. А почему именно я? Так говорит, что люба ему. И что никакая другая ему не нужна. А с Великим Князем не поспоришь.

— А Великий Князь тебе люб, Матушка? — Улыбнувшись спросила Ксения.

— Люб.

— Матушка, — не отставала Ксения, — а скажи, это правда, что накануне, перед отъездом в Ливонию, вы с Государём сильно повздорили? Так, что людишки из Кремля то разбегаться стали. Говорят, страху натерпелись. Великий Государь в гневе был, и ты тоже. Боялись вам обоим под горячую руку попасть.

— Было такое. Не хотел он меня отпускать, так как венчание пришлось откладывать. А ему очень это не понравилось. Еле уговорила его. А то, что ругались, так про это ещё так говорят, что милые бранятся, только тешатся.

Все четыре девушки заулыбались.

— Значит не даром по Москве слух идёт и не только по Москве, что любовь у вас большая. Даже Владыка тебя в монастырь услал, кабы чего не натворили до венчания. — Девушки захихикали. Я тоже улыбалась. Так и хотелось сказать, что не помогло, что натворили уже. Вон он, плод этого творения во мне растёт. Но ничего говорить не стала. Только улыбалась им.

— Ваше Величество, спойте что-нибудь. — Попросила Паула, протягивая мне мандолу. Взяв инструмент, стала перебирать струны. Полилась мелодия.

В горнице моей светло,

Это от ночной звезды.

Матушка возьмет ведро,

Молча принесет воды…

Князь Ян Кезгайло уже пришёл в себя, после наркоза. Рука сильно болела. Он сидел на топчане и морщился. Ян был по пояс раздет. Рядом лежали другие раненые, которых врачевали лекари Королевы Ливонии и, непосредственно, она сама. Было уже темно. В палатке горели две свечи. В лагере горели многочисленные костры. Большая часть армии была в городе. Но не мало ландскнехтов и русских воев находилось в самом лагере королевы. Бежать было бессмысленно. Отсюда не убежишь. Да и желания такого у Яна не было. Он всё вспоминал разговор с Королевой Александрой. Хоть ему было очень больно, что он чуть не терял сознание, но всё же, удерживал себя силой воли, чтобы не провалится в спасительное небытье. Ему хотелось увидеть ту, о которой говорили во многих влиятельных домах Европы. И он увидел её. А она на самом деле очень красива. Войт был полным идиотом, что оскорбил её. Теперь этого дурака четвертуют. И правильно сделают. Нравится она кому или не нравится, но она коронованная особа. И такие люди оскорблений не прощают.

В какой-то момент Ян услышал песню. Он стал вслушиваться. Слов практически не понимал. Он слушал сам голос. И этот голос, мотив, которым исполняли песню завораживал. Ян понял, что голос доносится со стороны шатра королевы. Он встал со своего топчана, прошёл туда, поддерживая здоровой рукой раненную руку. Вокруг королевского шатра было очень много народа. Ландскнехты, мечники, арбалетчики, пушкари, воины в рыцарских доспехах, русские тяжеловооруженные воины, стрелки, кто сидел на земле, кто стоял, всё слушали эту песню. Ян постарался подойти к шатру, как его одернули.

— Куда прёшь? — Остановил его один из ландскнехтов.

— Кто это поёт? — Спросил он по-немецки ландскнехта.

— Наша королева. Тихо, дай послушать.

Вокруг стояла тишина. Ян стоял и слушал, как слушали и все остальные, затаив дыхание. Вот прозвучали последние аккорды и наступила тишина. Яну стало почему-то грустно. Хотелось ещё раз услышать её.

— Королева будет ещё петь? — Спросил он всё у того же ландскнехта.

— Не знаю. Может будет. А может нет.

Из шатра слышался тихий женский смех…

— Ваше Величество, ещё! — Стали просить фрейлины.

— Хорошо, ещё одну,