Телохранитель Генсека. Том 4 - Петр Алмазный Страница 7

Я еле удержался от довольной ухмылки — приятно, что у нас с Алиевым по вопросу Горбачева схожее мнение.

— Не думаю, что за глупость нужно сажать. А здесь, товарищи, я вижу просто недалекого человека, совершившего глупость, — Леонид Ильич с сочувствием посмотрел на Горбачева. — Предлагаю снять Михаила Сергеевича Горбачева с должности секретаря ЦК, но из партии не исключать. Объявить выговор по партийной линии за личную нескромность. И трудоустроить согласно полученному образованию и имеющемуся опыту. Кто «За»?

Проголосовали единогласно.

После завершения заседания, когда члены Политбюро разъехались, Леонид Ильич уже в расслабленной дружеской атмосфере обратился к Рябенко:

— Саша, я снова поступил слишком мягко?

— Лень, ты все правильно сделал. Дураков учить надо, — успокоил друга Александр Яковлевич. — Куда ты его пристроить думаешь?

— Директором совхоза куда-нибудь. Если мозги на место встанут — поднимется.

— После такого не поднимаются. Хотя, этот шустрый, ужом пролезет. — Рябенко вдохнул и вдруг рассмеялся. — Анекдот вспомнил, — пояснил он, в ответ на вопрос в глазах Леонида Ильича.

— Про Биробиджан, Александр Яковлевич? — догадался я.

— Про него, — кивнул Рябенко.

— Что за анекдот? Я не знаю, ну-ка просветите! — потребовал Брежнев.

— Это очень старый анекдот, Лёня, еще годов тридцатых. Да ты должен был его слышать. Но ладно, слушай. Значит, так: выделили евреям автономную область, они всей мишпухой выехали в Биробиджан, а Рабиновича назначили ответственным за организацию колхозов. Через пару месяцев в правительство приходит телеграмма: «Колхозы организованы. Можете присылать колхозников. Рабинович».

Брежнев после анекдота не засмеялся, а задумался.

— Биробиджан, говоришь? А это мысль… — Генсек повернулся к Александрову-Агентову. — Андрей Михайлович, соедините-ка меня с Шапиро.

Андрей Михайлович немедленно выполнил просьбу.

С Шапиро — первым секретарем Еврейской автономной области — Брежнев разговаривал по громкой связи.

— Лев Борисович, тут у меня кадр есть. Хорош в организации сельского хозяйства. Большой практик. Думаю, с него толк будет, ты только за ним приглядывай. Главное, на трибуну его не выпускай. Поговорить любит так, что не заткнешь. У тебя там совхоз «Октябрьский» недавно организован. Поставь его директором.

Лев Борисович задал вопрос, который сделал бы честь всем евреям:

— Таки вы мне его работать присылаете или таки, напротив, не работать?

— Работать, Лев Борисович, работать. Можешь на нем пахать, если тебе это будет нужно, — Брежнев усмехнулся, но усмешка вышла грустной. — Горбачев Михаил Сергеевич. Слышал про такого?

— Про него на сегодняшний день только глухой не слышал, а я очень хороший слух имею, — без особой радости ответил Шапиро. — В Биробиджан, значит, отправляете… Что, телеграмма Рабиновича, таки, дошла до Москвы?

Леонид Ильич наконец-то рассмеялся:

— Вот люблю тебя, Лева, всей душой! За твой юмор.

— Таки не думал, что анекдоты настолько воплощаются в жизнь, — усмехнулся Шапиро. — Не могу сказать вам спасибо, Леонид Ильич, за такого колхозника, но попытаемся перевоспитать.

Брежнев поблагодарил Льва Борисовича и вскоре закончил разговор, задав напоследок пару дежурных вопросов о положении дел в сельском хозяйстве.

Рябенко, как только Леонид Ильич нажал кнопку «Отбой», хлопнул ладонями по коленям.

— Вот восхищаюсь евреями! — смеясь, воскликнул он. — Все-то они так тонко и правильно понимают!

В комнату вошел Григорьев, прервав веселье.

— Время к обеду, — напомнил он. — На кухне спрашивают, на сколько человек накрывать?

— Леонид Ильич, простите, я откажусь от обеда. На учебу опаздываю, — сообщил я, вставая с места.

— К Удилову загляни. Он просил чтобы сразу, как вернешься, заехал, — Рябенко посмотрел на меня и добавил: — А учебу сегодня лучше отложи, я разрешаю. Тем более, что официально у тебя еще до завтрашнего утра командировка, а завтра выходной.

— Хорошо, Александр Яковлевич. Есть заглянуть к Удилову.

Я попрощался со всеми и вышел.

Вот и кончилась эпопея Горбачева. Без жестокости и насилия, но со смехом и громким позором. Странно, что особой радости от своей «операции» я сейчас не испытываю. Думал, буду до потолка прыгать, убрав с политической арены эту гниль, но эмоций особых почему-то и нет. Типа совершил, что должен — убрал мусор или раздавил таракана, не более. Кем был на самом деле Горбачев? Лишь трусливым, тщеславным человечком, которого сильные мира сего использовали в собственных целях. Та же Маргарет Тэтчер. Тот же Эванс. Да много кто еще… А наивный дурачок Горби лишь прикидывался очень умным, а на самом деле даже не замечал подвоха. Возможно даже, что и сам свято верил в бред, который нес с трибун.

Уже сидя в машине, я подумал, что проголодался. И даже пожалел, что не остался у Леонида Ильича на обед, учеба ведь все равно на сегодня отменяется.

— Коля, останови-ка у той столовой, — пришла в голову мысль, — помнишь, где тебе официантка понравилась? Там еще булки классные.

— С удовольствием! — Николай обрадовался и даже прибавил газу.

На кольцевой, на пересечении с Кутузовским, лейтенант остановил машину у знакомого заведения.

— Ой, Коля, привет! — та самая официантка кинулась к лейтенанту, но, увидев меня, смутилась. Хотя и без заглядывания в чужие мысли уже было понятно, что их первое знакомство имело продолжение.

— Проходите, пожалуйста, — девушка указала рукой в сторону свободного столика. — Сейчас меню принесу.

Коля придержал ее за локоть и шепнул хоть и на ушко, но так громко, что даже я услышал:

— Так что, завтра вечером встретимся?

Девушка кивнула, покраснев еще больше, и убежала за стойку.

Я присел за столик, осмотрелся вокруг. Народу было не так много, как в прошлое посещение этого небольшого семейного заведения, но все-таки прилично. Шофера облюбовали это место — несколько водил сидели за столами, на вешалке большой гроздью висели их рабочие куртки.

Я не стал рассиживаться, поел быстро и приказал Николаю отчаливать. Получилось, что обломал ему душевный разговор с любимой. А может даже и поцелуйчики где-то в укромном месте, пока полковник изволит трапезничать и нихрена не видит. Но амуры крутить надо в нерабочее время, пусть привыкает не расслабляться лейтенант.

На Лубянку прибыл в четырнадцать часов. Подумал, что у нас с Удиловым как-то само собой сложилось встречаться именно в это время.

Его кабинет, как всегда идеально чистый и правильный, сейчас показался мне единственным островком порядка в этом хаотичном мире. Место, где никогда и ничего не меняется.

— А, Владимир Тимофеевич! Наслышан о ваших