Варлорд. Политика войны - Николай Соболев Страница 51

— Пустое, — я вяло махнул рукой, глядя, как к нам приближается капитан Грейзе.

— Товарищи, республиканцы выдвинули колонны из Мадрида и Толедо, закрывать прорыв. Нам приказ идти дальше и взять Карранке обратно!

Я чуть не застонал — погибнуть под Мадридом в боях с фашистами это, конечно, почетно, но тесный железный ящик, полный миазмов бензина, горелого масла и жженого пороха — ну совсем не те обстоятельства, в которых я представлял свою героическую смерть.

Но раз взялся — тащи.

Симон деловито обошел танк, постукивая сапогом по каткам и тракам:

— Бензина хватит?

— Не боись, мы четверти бака не истратили.

— Тогда заводи.

Адреналин первого боя ушел, руки отяжелели и еле-еле ворочали ставшие невероятно тугими рычаги. Как я ухитрился довести танк до Карранке — так и не понял, одно счастье, что городок мятежники уже считали тылом, и мы взяли его совсем легко: марокканцы бежали, нахлестывая коней, в тщетной попытке уйти от пулеметов.

Через город шли ощетиненные стволами грузовики колонны Махно, из кузовов нам приветственно махали и салютовали сжатыми кулаками небритые ребята в черно-красных платках и пилотках, за ними тянулись машины снабжения.

Из танка меня вытащили Ларри на пару с Фимой — сам я уже не мог, ныли и болели все мышцы. Ларри озабоченно покрутил меня из стороны в сторону, проверяя, не ранен ли, и только потом успокоился.

Улицы Карранке выглядели, как холостяцкая квартира после грандиозной пьянки: повсюду валялись промасленные тряпки, обрывки бумаги, клочки обмундирования, фуражки и пилотки. Поблескивали вдавленные гусеницами в пыль гильзы и жестяные кружки, с домов и столбов свисали порванные провода. На площади сбились в кучу сдвинутые танками с дороги разномастные грузовики, среди которых я с острым сожалением увидел два «Атланта». Гражданский автобус от капота до кормы пересекала черная размашистая надпись «Испанский легион, 2-я терция, 1-я бандера, 17-я рота». Во всем хаосе глаз выделил знакомое — логотип «Кодака» на крохотном магазинчике.

Резкий дребезг заставил повернуться — танкисты уже накидали вместо стоек ворот шлемофоны и со смехом гоняли ногами смятую походную фляжку, поднимая столбы пыли, а из переулка бойцы-анархисты гнали небольшую группу пленных с заложенными за головы руками.

— Вот черт, — пробурчал Фима, ковыряя ножом стык между траками.

— Где у нас случилось?

Он зыркнул на меня, но веселей не стал:

— Да осколки…

— Какие?

— Черепа… Застревают в гусенице так, что не выковырять, я еще с тех времен знаю, как басмачей гоняли, — он наконец выцепил и показал грязный обломок лобной кости.

Меня замутило, я отошел за танк.

Лучше бы я этого не делал — правую надгусеничную полку украшали засохшее пятно крови и прилипший к нему лоскут кожи с черными волосами.

Блевал я дальше, чем видел, но когда пришла команда возвращаться в Ийескас, уже немного пришел в себя.

— Симон, веди сам, я не могу, не готовила меня жизнь к такому.

— Да, слабовата ваша буржуазия! — хохотнул лейтенант и полез за рычаги.

Ларри помог мне забраться на броню, я со стоном закинул ногу в башню, стараясь не смотреть на скальп.

Едва наша колонна тронулась, в наушниках раздался голос Симона:

— Товарищ Грандер, а что ты там пел?

— Народную бронетанковую, «На поле танки грохотали».

— А спой еще раз, запомнить хочу.

— Ага, — поддержал командира Фима.

Ну я и спел — уже без ора, спокойно и неторопливо. А потом еще раз и еще. Когда мы въезжали в Ийескас, пели уже все — кажется, даже Ларри подпевал.

Когда танк встал, мы вылезли не сразу, а только добравшись до последней строчки «И ей он больше не жених». Прослушав доносившийся из люков хор, командир соседней машины присвистнул:

— Так это же «Коногон»! Наша, луганская песня!

— Брось, — пробасил его мехвод, — это «Машинист», сибирская!

— Становись! — прервал их спор полковник Мелле.

Экипажи привычно выстроились перед танками, мы с Ларри, как лица гражданские, остались сидеть в машине, только высунули головы наружу.

— Товарищи! Поздравляю вас с первым боем на испанской земле!

— Слу…

— Тихо! — рявкнул полковник.

Танкисты проглотили «…жим трудовому народу!»

— Правофланговая колонна фашистов уничтожена, одна из основных смята и отброшена, резерв размазан.

Ну да, как же, уничтожена, там же полк, не меньше, а мы ну человек пятьсот побили.

— Захвачено пять орудий, множество пулеметов и около трех сотен пленных, республиканцы смыкают разорванный фронт.

— Ура! — гаркнул строй.

— Какое, нахрен, ура??? — раненым медведем взревел полковник. — Два танка потеряно! Два!!! При том, что противник ничего не имел противопоставить! Вы зачем сюда приехали, а? Вы должны жечь танки мятежников и бить фашистов, а не терять свои!

Он обвел всех тяжелым взглядом, дернул губой со смешными усиками а-ля Генрих Ягода и закончил:

— Командирам рот немедленно организовать дозаправку машин, затем в порядке нумерации рот получить и загрузить боеприпасы. Горячее питание обещано через два часа. Разойдись!

Озадачив подчиненных по самое небалуйся, он выудил из кармана портсигар и закурил, а вокруг него собрались офицеры.

— Да, вот что еще, — повернулся полковник к капитану Грейзе, — организуйте помывку машин.

— Семен Моисеевич, воды же нет, — смахнул пот с бритой головы капитан.

— Найдите! — полковник развернулся и направился ко мне.

Пришлось вылезать из люка.

— А вы молодец, товарищ Грандер! И танки ваши хороши, и пистолет-пулеметы, и сами не забоялись, хорошо себя показали!

Доброе слово и кошке приятно, даже Ларри улыбнулся.

— Угощайтесь, — полковник протянул мне портсигар.

По серебряной крышке под знаменем со звездой ехали страшные механические уродцы, по мысли художника изображавшие танки.

— Нет, спасибо, не курю.

— Первое же дело после боя затянутся!

— Доктора запрещают, уж извините.

— Жаль, жаль… А вообще, неплохо сегодня получилось, я даже не ожидал!

— Это потому, что нас не ожидали, дальше будет хуже. И повезло, что сегодня с нами хорошая пехота, завтра может быть отвратная, а послезавтра никакая.

— Да, пехота молодцы. Этот русский из Барселоны, товарищ Кабез, очень здорово командовал, вовремя и точно! Он кто?

Был соблазн испортить Семену Моисеевичу аппетит, а заодно и карьеру — сказать, что это самолично батька Махно. Нет, не стал брать грех на душу, и без меня дознаются и наверняка сообщат «куда надо», что полковник Мелле общался со злейшим врагом советской власти.

Чтобы очухаться от