Аландская Звезда - Иван Валерьевич Оченков Страница 5

Правда, у нас тоже есть два козыря в рукаве. Импровизированные броненосцы «Первенец» и «Не тронь меня», донорами которым послужили затонувшие на Кронштадском рейде и в Луампаре блокшипы «Эдинбург», «Хог» и «Аякс». Именно их корпуса и машины с котлами позволили нам так быстро построить новые для нас корабли. Пусть тихоходные и неказистые, зато почти готовые прямо сейчас!

На срезанных практически до ватерлинии корпусах построены конические брустверы с закруглёнными оконечностями. Толщина стен из дуба и лиственницы — 18 дюймов (457 мм), поверх которых настелены четыре слоя кованой железной брони толщиной в дюйм каждый. То есть всего 102 мм. Немного, но благодаря рациональным углам наклона в 36 градусов от нынешних ядер должно защищать. Крыша тоньше, там всего 4 дюйма древесины и один слой железа. Таким же слоем покрыты выступающая за бруствер палуба и борта.

Правда, это только у «Не тронь меня». На «Первенца» железных плит не хватило, поэтому большая часть борта защищена своеобразным сэндвичем из расплющенных рельсов, уложенных перпендикулярно друг другу, общей толщиной примерно в 3 дюйма.

Возможно, злые языки потом скажут, что первые русские броненосные корабли делали из «говна и палок», и это будет чистой правдой. Однако лет через десять именно такие неказистые плавучие утюги устроят настоящую революцию в военно-морском деле, отправив на свалку истории деревянные линкоры и фрегаты. Хотя, зачем ждать так долго? Пожалуй, это случится уже нынешним летом!

Но броня не единственное достоинство этих неуклюжих лоханей. Нашим артиллеристам, во главе с произведенным в генералы Баумгартом, удалось совершить самый настоящий прорыв в артиллерийском деле. И теперь у нас есть нарезные пушки. Пусть пока еще дульнозарядные, но у противников пока что и таких нет!

Во время сравнительных испытаний с захваченными ранее «ланкастерами» удалось выяснить, что наши превосходят англичан по всем параметрам. По дальности, кучности и, конечно же, бронепробиваемости. По сути, у русских орудий на данный момент только два недостатка. Во-первых, они тяжелее британских, а во-вторых, их слишком мало.

Поначалу даже думали ограничиться на броненосцах лишь парой таких орудий, в носу и в корме. Установленные на поворотных станках, они благодаря нескольким амбразурам могли бы стрелять не только вперед и назад, но и на острых курсовых углах, а также по траверзу. Однако производители сделали невозможное, и «Не тронь меня» полностью укомплектован новейшими пушками. На счет «Первенца» твердой уверенности пока нет, работа идет прямо сейчас, но к июлю обещают, что хотя бы половина точно будет нарезными.

А вот с пневматикой не успевали. Привлеченный к работе профессор Барановский сумел создать действующий прототип, кидавший начиненную динамитом пудовую бомбу на расстояние в пол версты, и ручался, что сможет довести эти параметры до десяти пудов и полутора верст. Но пока что-то не получалось. Впрочем, Степан Иванович не сдавался.

Еще одна небольшая заминка вышла с командирами. Несмотря на то, что господа-офицеры успели привыкнуть к моим инновациям, охотников командовать угловатыми и несуразными броненосцами сыскалось немного. В какой-то мере понять их было можно. Парусов нет, мачта одна, да и та на время боя снимается. Внутри тесно и грязно… в общем, никакой романтики!

И тут о данном ему в свое время обещании напомнил Лихачев.

— Неужто хочешь его под командование, Иван Федорович? — с усмешкой посмотрел я на командира бригады морской пехоты.

— Почту за честь, ваше императорское высочество! — твердо ответил тот.

— Ну, брат, как знаешь. Разрешаю. Можешь даже прихватить с собой два-три десятка матросов из своей бригады.

— Англичан на абордаж брать? — загорелись глаза новоиспеченного командира броненосца

— Ну, мало ли, — усмехнулся я.

На самом деле, в возможность того, что тихоходный, не более пяти узлов и не слишком маневренный корабль сможет захватить вражеский парусник, я не верил. А вот что это попытается сделать противник, тут, как говорится, к бабке не ходи! И в таком случае бравые морпехи могут пригодиться. Они вообще люди бывалые и чего только за время службы не видели. Так что лишними точно не будут.

— Один вопрос, кому передать бригаду? — вернулся я к насущным проблемам.

— У вашего высочества много достойных офицеров. Любой из батальонных командиров справится ничуть не хуже меня.

— Не все так просто. Это раньше, когда мы только создавали морскую пехоту, на бригаду смотрели как на мою игрушку. Теперь же это прославленное в боях соединение, которое всякому лестно возглавить. Ты хоть понимаешь, что комбриг — должность генеральская? А твои комбаты сплошь в капитан-лейтенантах ходят. Пока во главе был ты, никто свой рот на чужой каравай не разевал, а теперь, чует мое сердце, от охотников отбоя не будет. И все как один заслуженные, да опытные, чтоб им…

— И что же делать?

— А вот это теперь не твоя забота. Иди, вон, принимай команду на броненосце.

Узнав о приближении вражеского флота, государь пожелал устроить морской смотр, после которого состоялось большое совещание, на котором помимо Александра, меня и Михаила присутствовали практически все флагманы, а также командующие войсками в Великом княжестве Финляндском, Остзейских губерниях и Петербургского гарнизона и скромно сидящий в уголочке новый министр иностранных дел князь Горчаков. Обстановку на флоте осветил фон Шанц. За армейцев отчитались генерал-адъютант Берг и поставленный главным по Финляндскому княжеству Вендт.

— Мы довольны тем, как идут дела на флоте, — без обиняков заявил царь, внимательно и не перебивая выслушав каждого. — Так же отрадно видеть, что усилия по укреплению рубежей не пропали даром. Однако, несмотря на все это, считаю необходимым спросить, достаточно ли принятых мер? И нельзя ли что-нибудь предпринять, пока еще есть время?

Услышав вопрос императора, генералы предпочли скромно промолчать. Еще бы, большинство из них только что заявили, что дела обстоят самым наилучшим образом из возможных. Но поскольку на войне может случиться всякое, сейчас лучше не отсвечивать. Ибо его величество, помимо всего прочего, славится хорошей памятью и, в случае чего, может и припомнить.

— Если высокое собрание, — поднялся со своего места я, — позволит высказать мне всеобщее мнение, готов утверждать, что все возможное на данный момент либо уже сделано, либо будет закончено в ближайшее время. Из этого, разумеется, не следует, что наша