Крестьянский король - Никифор Гойда Страница 49

Я ответил:

«Вот именно. Смысл в том, чтобы замечать».

К обеду в село въехали ещё две телеги. Люди сняли тюки и банники, огляделись, спросили, где место под них. Мы подошли к заранее намеченной линии и предложили встать там, где проще всего подвести воду и не мешать чужим грядам. Никто уже не спорил про «мы из другого места, у нас так-то». Тут всё решал не обычай, а понимание общего движения: всем будет легче, если станем рядышком и возьмём единую линию по скату.

К вечеру пришли ещё три новости.

Первая. Лёнька увидел на дальнем краю поймы выломанную кору на сосне. Мог пройти лось, мог тот самый хозяин. Мы прошли, посмотрели, увидели широкую шерсть на прилипшей смоле. Значит, всё-таки он. Возвращаясь, мы не накручивали друг другу страшные сказки. Просто ещё раз оговорили порядок ночи: собаки на углах, костров лишних не разводим, на отхожее место — только с малым светом, детям — только в сопровождении.

Вторая. У лотка нашлось одно место, где глина поддалась, и вода попыталась поднырнуть. Мы подложили ещё два валуна и набили вспомогательные фашины под угол, как подпорку. Присыпали песком и врубили доску, чтобы держала связку. Через час там уже шёл ровный ток. Я объяснил, почему так. Если вода нашла маленькую дырочку, она за сутки сделает из неё подкоп. Если сразу дать ей мягкий, правильный уступ, она отстанет и пойдёт туда, где ей легче. Это и есть работа с водой, а не война.

Третья. На рядах под горох и бобы земля отдала лишний холод, и мы смогли бросить семя. Не по линейке. Не через палец. Просто по здравому уму. Ладонь рассыпает, другая ладонь прикрывает тёплой крошкой. Дарья сказала:

«Нравится мне, что мы теперь не меряем каждую крупинку. Мы просто понимаем, что делаем».

Через неделю можно было сказать: первый этап весны у нас и правда пошёл. Лоток держал воду. Фашины вросли в берег. Затвор открывался и закрывался, как задумывали. Колесо готово к посадке, и мы ждали двух сухих дней подряд, чтобы не связывать грязь с бревном. Рассадники под рамками из промасленной ткани держали тепло. Горох и бобы легли в землю, а горсть клеверного семени, добытого осенью, мы рассыпали тонко по будущей гречихе, чтобы к лету там не осталась голая земля.

А ещё стало понятно, что слух о нашем порядке дошёл дальше, чем ближайший хутор. За два дня к нам заехали семьи с детьми, две женщины и трое ребят, потом ещё одна пожилая пара, ещё мама с девочкой. Мы не спрашивали длинных историй. Слова были короткие. «Тянет сюда», «там пусто», «там неурожай», «там вражда». Я отвечал одно:

«У нас не чудеса. У нас порядок. Если идёте с нами, вставайте в линию и делайте. Мы поможем и вы поможете. А дальше увидим».

Матвей поддержал:

«Да. Хлеб не растёт на слухах. Он растёт на руках».

В один из дней у нас вышел спор. Спор крепкий, нужный. Я предложил закрепить верхнюю кромку дамбы камнем и глиной не прямо у лотка, а на пол-ладони выше, с выпуском. Пётр возражал:

«Всегда делают прямо по кромке. Чтобы глаз видел край. Так спокойнее».

Я не спорил голосом, я показал. Взял корыто, налил воды, поставил доску прямо по краю. Вода, ударяясь, выбрала снизу крошку и подняла брызги. Потом сдвинул доску на пол-ладони вверх от края. Вода пошла под доску длиннее, потеряла злость и легла мягче.

«Вот так и здесь. Если кромку поднять, струя не будет бить в лоб. Она потеряет разгон и не станет подмывать. Не глаз должен видеть кромку. Должна видеть вода свой ход».

Пётр посмотрел и кивнул:

«Принял».

Так мы и сделали. И уже вечером стало видно, что лоток чистый, брёвна не болтает, брызги не бесятся. Люди из новых семей стояли рядом и смотрели молча. Потом один из них сказал:

«Мы делали бы иначе. Но раз у вас так работает, будем учиться у вас».

Я ответил:

«Учиться — это дорога в