Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР - Василий Высоцкий Страница 41

Он снова вытащил карту и начал показывать:

— Из Праги выедем на поезде. Доберёмся до города Пльзень, потом оттуда на электричке до городка Тахов. Ну, а уже из Тахова тебя выведет наша старая знакомая. Она охотница знатная, там все тропы знает. Проведёт тебя до Бернау, а дальше уже сам. Тут тебе мы уже не помощники.

— Неплохо, — кивнул я. — И везде пройдём?

— Думаю, что везде. В случае патрулей, скажем, что ты глухонемой племянник. Ещё и дурачок, вдобавок, — улыбнулся Никитич.

— Ну, и на том спасибо.

— Обращайся, мне не жалко. Только помни, — серьёзно сказал Никитич, отложив карандаш, — нервы крепко-накрепко держи. Тамошняя охрана бдительная и злая. Особенно в приграничье. Если что — ни звука, ничего лишнего. Улыбочку натянешь и можешь слюну пустить. Лучше уж притворись полным идиотом. Охрана таких живее отпустит, чем нормального человека.

Я задумался, глядя на карту. Дорога была сложная, извилистая, полная опасностей и неясностей. Но, раз другого пути нет, то придётся и этим обходиться.

— Далёко идёшь, — вздохнув, продолжил Никитич. — После Бернау двигаешься на север, мимо горушек местных. Ну, а там как кривая вывезет.

— Я думаю, что вывезет, — хмыкнул я в ответ.

— Ну, раз так думаешь, то хорошо. Ладно, почисти вот картошки, нам ещё обед надо сварганить. Сил набраться, а то выходить будем засветло, чтобы меньше патрулям попасться.

В течение дня Степан пару раз забегал, приносил новости. Прагу всколыхнуло моё появление. Ещё как всколыхнуло. Меня начали искать…

Не только, как пропавшего туриста, но и как подозреваемого в совершении убийства одного и нанесении членовредительства двум другим мирным гражданам.

Хорошо ещё не приплели Яна Свободу с его помощниками. Хотя, если рассудить правильно, то один из помощников остался жив! И он тоже мог показать на человека, которого нужно разыскивать!

Следовательно, меня могли искать не только правоохранительные органы, но и те, кто поддерживал Яна Свободу. А кто это? Вряд ли благодарные фанаты…

Скорее, это какие-то ребята из организованной преступной группировки. Вряд ли это какие-то правительственные агенты. Не будут они так явно про деньги спрашивать.

К вечеру Степан Николаич принёс вполне добротные брюки, пиджак, рубашку в клеточку и полосатый галстук. На ноги ботинки моего размера. Ещё притащил парик и очки в роговой оправе.

Я хмыкнул, глядя на это богатство — не скажу, что можно так уж преобразиться. Но… Если задействовать мои навыки в маскировке и преображении, то…

Эти вещи были лишь грубым мрамором, в котором предстояло высечь другого человека. Я приступил к работе с холодной методичностью хирурга.

Первым делом взялся за пиджак. Он висел мешком, крича о казённом плече. Но несколько стежков грубой ниткой, проложенных изнутри, стянули ткань в районе лопаток, придав спине сгорбленную, невзрачную сутулость. В карманы я затолкал носовой платок, спичечные коробки — всё, что нашлось под рукой, чтобы силуэт потерял всякую стройность.

Брюки, слишком длинные, я не стал подворачивать — западная мода выдает себя с первого взгляда. Вместо этого я прошёлся по ним мокрыми ладонями, смазав дорожную пыль в аккуратные грязные разводы, и наступил на задники, чтобы пошла бахрома. Теперь они болтались нелепо, но естественно, как у вечного канцелярского клерка, которому не до фасонов.

Рубашка в клетку и полосатый галстук — кричащее сочетание, китч, вопиющая безвкусица. Идеально. Я надел их с нарочитой небрежностью, сдвинул узел галстука вбок, расстегнул верхнюю пуговицу, выдернул на полпальца манжету рубашки из-под пиджака. Неаккуратность, ставшая униформой.

Затем лицо. Парик был тяжёлым, волосы сальными на вид. Чуть растрепать, как будто я всегда чесал в затылке. Очки в роговой оправе — главный штрих. Я протёр стёкла жирным пальцем, оставив размазанные пятна, и слегка согнул дужки, чтобы они сидели криво, сползая на кончик носа. Это сразу меняло выражение лица, пряча взгляд за бликами и искажая черты.

Два небольших деревяных вставыша за щёки на верхнюю челюсть. И вот уже изменился овал лица и выражение вечно скорбного опарыша приклеилось плотно.

Ботинки были по размеру, но с ними тоже требовалось поработать. Я насыпал в правый немного песка, натер пятку мылом — и вот уже походка изменилась, появилась мелкая, но заметная хромота, заставляющая двигаться медленнее, неувереннее.

Я взглянул в зеркало шкафа. Передо мной стоял не я. Стоял уставший, немного неопрятный, совершенно заурядный человек из толпы. Человек, на которого второй раз не посмотрят. Пиджак кривился, галстук сидел косо, в глазах, прищуренных за грязными стёклами, читалась покорная безропотность. От прежнего меня не осталось и следа.

— Сойдет, — буркнул я голосом, который стал тише, сиплее и на тон выше. — Для сельской местности сойдёт.

— Николаич, а может в самом деле сдадим его в Стаб? Уж больно ладно он научился перекидываться! — произнёс Константин Никитич, глядя на моё преображение.

— Ага, а потом всегда будем думать, что не смогли помочь хорошему человеку? Ты же хороший человек, а? — сощурился Николаич.

— Очень хороший. А что до этого… Так и Ленину в своё время приходилось скрываться!

— Так то Ленин, а ты…

— Может быть я смогу довести его дело до мировой революции? — ухмыльнулся я в ответ.

— Может и сможешь. Ладно. До вечера ещё время есть. Вечером будем выезжать. К этому времени милиция устанет, зрение притупится, авось и проскочим, — проговорил Константин Никитич.

Глава 18

Выехали поздно вечером. Подозреваю, что прибыли на Пражский главный вокзал уже в темноте. Думаю, что попали как раз на последний поезд.

Ехали на «шкоде» Степана Николаича. Он же и был за рулём. Вёл аккуратно, не подрезал, скорость не превышал. Прямо идеальный водитель. Оно и понятно — кому хочется опарафиниться на ровном месте?

Если бы нас остановила милиция, то могли бы проверить документы, а так как у меня паспорт только на Йоахима Мюллера, то по любому возникли бы вопросы. И эти вопросы были вовсе не из тех, на какие хочется отвечать.

Да, паспорт на имя Петра Жигулёва пришлось оставить у Константина Никитича. Тот обещал сохранить его в целости и сохранности до моего возвращения. Припрятал на всякий случай подальше. Также на всякий случай сказал, куда он его засунул — под третий правый кирпич в подполье.

Мне показалось, что он