Столичный доктор. Том VIII - Сергей Линник Страница 4

Французы придумали славное слово «амбре», но оно слишком слабо подходит для этой вони. С трудом представляю, какую дрянь здесь варят и жарят, но местные едят ее с огромным удовольствием. И грязь… Пожалуй, таких грязных людей у нас ни на Сенном рынке, ни на Хитровке не встретишь. Подозреваю, что за этими прилавками спокойно ползают сальмонеллы и шигеллы размером с небольшого щенка.

Здание оказалось… одним разочарованием. Небольшой двухэтажный дом из серого кирпича, затиснутый между огромным интендантским складом и какой-то артиллерийской мастерской. Раньше здесь, по словам прапорщика, помещалась китайская почтовая станция, но теперь большая часть комнат была занята «канцелярией по учету конского состава и фуража Третьей Восточно-Сибирской стрелковой дивизии». Оставшиеся помещения были темными, сырыми, с выбитыми стеклами и требовали капитального ремонта. Разместить здесь полноценный госпиталь, даже небольшой, было немыслимо.

Жиган, оглядев предоставленные «хоромы», лишь хмыкнул.

— Жулье интендантское… Лучшее место под свою контору захапали. Ничего, ваше сиятельство, пока вы тут с начальством любезничаете, я посмотрю, что есть вокруг. Должны же быть пустующие дома купцов или храмы какие… Договоримся!

И он исчез в лабиринте улиц Нового города.

— Это недоразумение, — сказал я холодно прапорщику, который уже собирался откланяться. — Это помещение совершенно не подходит. Мне выделен мандат на организацию госпиталя Красного Креста на сто пятьдесят коек. Прошу немедленно предоставить мне другое, соответствующее масштабу задачи здание. Оповестите коменданта гарнизона, что я буду ждать его решения здесь.

— В городе нет мест! — прапорщик испуганно на меня посмотрел. Понятно, этот юнец ничего не решает. Я решил не ставить все на одну «лошадь» — Жигана и задействовать админресурс.

Поехали тащиться в штаб. Там я нашел коменданта гарнизона и повел себя с ним, как настоящий барин. Начал козырять связями в Питере и маньчжурской армии, как говорится, «колотить понты». Меня уже немного знали в войсках благодаря наместничеству, так что удалось выбить разрешение занять под госпиталь любое пустующее здание. А тут и Жиган подоспел.

— Есть тут… на окраине… бывший буддийский монастырь, — нашептал он мне. — Его хотели под склад реквизировать, да монахи шум подняли, жалобу наместнику писали… Пока стоит полупустой. Места там много, но… состояние, боюсь, плачевное. И от города далековато.

— Показывай, — распорядился я. На безрыбье и рак рыба.

* * *

Монастырь оказался внушительным, но, увы, сильно потрёпанным. Несколько массивных каменных корпусов, соединённых крытыми переходами, просторный двор, обнесённый высокой стеной. Пыль, копоть, выбитые стёкла, обрывки солдатских шинелей, следы недавнего военного постоя… Но главное — место. Много места. Стены прочные, крыши целы. Печи! Даже дрова в старом сарае нашлось — не всё растащили. В этих краях, где всё топят кизяком, это равносильно кладовой с золотом.

— Берем, — сказал я прапорщику. — Выписывайте ордер на немедленное занятие. И распорядитесь о выделении хотя бы десятка солдат для первоначальной расчистки.

Повернулся к Жигану:

— Работы — непочатый край. Вся надежда на тебя.

Хитрованец не расстроился.

— Стены толстые, опять же, место святое — авось, поможет! Рабочих найдем, материал подвезем! Через неделю тут будет не госпиталь, а картинка!

И работа закипела. Жиган с неукротимой энергией взялся за дело. На следующий день во дворе монастыря уже гудела толпа нанятых китайских рабочих, которые выносили мусор, вставляли стекла, чинили крыши. Откуда-то появились доски, печки-буржуйки, котлы для кухни. Солдаты, выделенные комендантом, не столько работали, сколько мешали, но создавали видимость военного присутствия. Агнесс с нашими немногочисленными слугами занялась уборкой тех помещений, что предназначались для жилья персонала и для первых палат.

Через пару дней начали прибывать первые сотрудники, направленные распоряжением Красного Креста. Первая — сестра Надежда Волконская. Высокая, строгая, лет сорока пяти, в сером платье и безукоризненно белом апостольнике, с проницательным взглядом и царской осанкой. В сопроводительных бумагах мелькали формулировки вроде «с согласия Её Императорского Величества», «уполномочена Главным управлением…». Сразу было ясно — дама не из простых. Волконская, но из какой ветви — не стал спрашивать. Показывать любопытство перед такими — себе дороже. Стало даже интересно, как она попала на фронт.

Волконская сразу оценила масштаб разрухи и объем предстоящей работы.

— Да поможет нам Господь, — сказала она, перекрестившись и глядя на меня. — Будем трудиться, князь. Порядок и чистота — прежде всего. Без этого и медицина бессильна.

Затем появился вольноопределяющийся медик Борис Лихницкий — румяный юноша с горящими глазами, только что со студенческой скамьи, полный энтузиазма и желания «служить Родине и науке». Он смотрел на меня с таким благоговением, что мне стало неловко.

— За честь почту работать под вашим руководством, ваше сиятельство! Я читал ваши статьи… Нас в университете учили по учебникам Баталова!

— К делу, Лихницкий, к делу, — прервал я его. — Работы хватит на всех. Принимайте аптечное имущество, если его привезут. В чем у меня есть серьезные сомнения.

Поставки шли через пень-колоду, мешали все кому не лень. Я вёл список всех «вредителей», с обещанием доложить Марии Федоровне. Помогало, но вяло — до Петербурга далеко, а местное начальство сидит в соседнем кабинете.

После Лихницского прибыло еще несколько фельдшеров, переведенных из армейских лазаретов — угрюмых, неразговорчивых мужчин, привыкших к военной службе. Среди них был и некто Петр Зубов, рекомендованный как толковый и опытный. Агнесс взяла под свое крыло двух санитарок, приехавших из России, — молоденькую институтку Варвару и вдову лейтенанта средних лет, решивших посвятить себя уходу за ранеными.

Я распределял обязанности, пытался навести хоть какой-то порядок в этом хаосе, осматривал помещения, планировал размещение операционной, перевязочных, палат для тяжело- и легкораненых, инфекционного отделения… Голова шла кругом.

Вечером второго дня, когда я, совершенно измотанный, стоял посреди будущего операционного зала — большой комнаты с высоким потолком, где рабочие как раз заканчивали белить стены, — я услышал за спиной знакомый хрипловатый голос:

— Эк вас угораздило, Евгений Александрович! Монастырь под госпиталь… Оригинально!

Я резко обернулся. Передо мной стоял кряжистый, невысокий человек лет пятидесяти, в шинели, с обветренным, но хитрым лицом и знакомыми смеющимися искорками в глазах. Бритый подбородок, густые усы… Сомнений быть не могло. Михеев. Доктор из питерской скорой!

— Александр Васильевич! Ты⁈ Какими судьбами?

Михеев расплылся в улыбке. Мы обнялись.

— Да вот, за длинной деньгой погнался. Позвонили из столичного Красного креста, предложили послужить. Думал, думал, потом решился. Семьи у меня нет, никто не всплакнет если что. Добрался до Харбина, а тут слух прошел — сам князь Баталов, светило наше, госпиталь Красного Креста открывает!