Натиск - Денис Старый Страница 34

— Не передумал? — спросил я.

— Нет, — дрожащим голосом сказал Остап.

Уверен, что и для него и для тех, кто образовал Круг, было удивительно видеть такой длинный меч, с таким относительно узким лезвием. Однако, дамасская сталь, из которого была изготовлена шпага, должна быть крепким металлом, не стоило опасаться того, что можно шпагу разрубить.

— То не Суд Божий, это только длишь баловство! — объявил царь, расставляя все точки над i.

Подстава. Если убью в ходе «баловства», то меня можно судить, как убийцу. Ну что ж. Покуражимся.

— Идущие на смерть, приветствуют тебя, Цезарь! — выкрикнул я, подымая руку со шпагой в направлении царя.

Первым попробовал нанести удар Остап. Я разорвал дистанцию, призывно замахав своему противнику, чтобы он продолжал. Остап вновь, задрав меч кверху, рванув на меня. Завожу левую ногу за спину, элегантно кручусь на правой ноге.

— Опа! — озвучиваю я свой удар.

Я хлестнул по седалищу своего противника, произведя достаточно сильный порез на ягодице Петрушки.

— А-а-а! — заорал Остап, вовсе ополоумев от такого позора.

Шаг вправо, принимаю на шпагу меч противника и, благодаря длине клинка, подрезаю правую кисть своего противника. Так что бывает и так, что длинна имеет значение, не только в бою.

Остап уронил меч, схватился за запястье, из которого обильно полилась кровь. Все же вену я ему подрезал и нужно бы быстрее перевязать этого Петрушку.

— Может, хватит? — спросил я. — Я не могу быть обвиненным в смерти Остапа, если он истечет кровью.

— Я могу биться! — сказал неугомонный, хватая меч в левую руку.

Делаю шаг навстречу, резко бью по пока еще целой руке Остапа, меч противника улетает в сторону. Перекручиваюсь и с разворота бью ногой боярина. Давно хотел вот так, с «вертушки», угомонить кого-нибудь. Но в доспехе так не покружишься. Но вот, глупое, я бы сказал, что мальчишеское, желание так эффектно закончить бой, осуществилось.

Остап лежал без сознания, когда я пережимал его руку и накладывал повязку. Была разорвана моя рубаха, я не пожалел шелка для того, чтобы не допустить смерти Остапа. На боярина мне было почти что плевать. А вот последствия от его смерти для меня могли быть разные. Формальный повод для моего ареста не состоялся. А мне, от греха подальше, лучше бы вовсе покинуть Киев. И… нужно что-то решать.

— Ну, побаловались, и будет! — сказал Царь всея Руси, будто бы и ничего не произошло.

— Не сдашь меня царю? — вновь уличив момент, ко мне подошел Димитр.

— Беги, посадник! — жестко сказал я. — Царь узнает о твоей измене.

На самом деле, я не мог не сказать царю про слова Димитра. Если заговор все же имеет место быть, то при неудачном покушении на царя, или даже раньше, все раскроется. Мое имя всплывет, что мог знать о крамоле. Еще есть большая вероятность, что меня провоцируют. Так что.

— Государь разговора прошу! — выкрикнул я.

Мою просьбу все слышали. И просто так проигнорировать меня не мог даже царь. Внешне держава крепка, государь держит все под контролем, все Рюриковичи смирились со своим положением лишь привилегированного сословья, а не полноправных правителей на своих маленьких клочках земли. Однако, все понимают, что это только важный, но лишь один шаг на пути становление единой России.

— Что ты желаешь сказать мне? — внешне приветливо, но было видно, что царь раздражен.

— Государь, я знаю о заговоре, — начал я рассказывать.

Через три дня, слишком спешно, я покидал Киев. Эта спешка казалась сродни с той, что когда-то была перед становлением Изяслава Мстиславовича киевским князем. Только сейчас не было пожаров, восстания киевлян, столпотворения у ворот. Столица Русского Царства пребывала в благоденствии и достатке.

Мало того, город стал разрастаться. Вот меня не было сколько? Полгода? А вдоль Днепра уже построены с десяток новых складов и еще много каких зданий и сооружений. Расширили и порт в Киеве. Разрастается ремесленный посад и уже сильно не хватает места в самом городе. Изяслав заявил, что собирается строить большую каменную стену и еще не менее версты охватывать внутреннего города. Удачи ему в этом.

Димитр был подставой. Изяслав Мстиславович спокойно, без каких сантиментов, объяснил мне, что проверяет, не являюсь ли я каким заговорщиком, или шпионом, например, Византии. И я понимаю, что царь действует вполне по-царски, беря в свой кулак все силы на Руси. Так я же и не собирался идти против царя, правда он не может знать наверняка мои мотивы.

Вот только, работа по укреплению единовластия на Руси не закончилась. Нужно, причем, как видно, в ближайшей перспективе, реализовать переход власти от отца к сыну. Царем должен стать Мстислав Изяславович. Вот тогда я смогу несколько и успокоится, заняться больше хозяйством, посвятить себя освоению Дикого Поля и тех черноземов, что там есть. И тогда вовсе не будет проблем с центральной властью, если окончательное лествичное право разорвется и наследовать будут не братья, а сыновья.

Сын у Изяслава вышел отменный. К наукам пристрастился, вполне решительный, уже проявлял себя, как неплохой полководец во время Булгарского похода.

— Теперь говори! — потребовал я от Стояна, когда мы выехали из Киева и были уже не менее чем в версте от города.

Нельзя было, чтобы хотя бы отрывок нашего разговора был подслушан даже случайным зевакой в Киеве.

— Я оставил знак, — коротко доложил Стоян.

— Теперь подробности! — потребовал я, не удовлетворяясь ответом.

Ещё раньше была подготовлена законспирированная ячейка заговорщиков. Не сложно было найти таких людей, которые были бы сильно недовольны поражением черниговских Ольговичей. На самом деле, в Чернигове достаточно серьёзная оппозиция Киеву, которая сейчас подвержена репрессиям. Этот город позиционировал себя, как один из лидеров Руси, а теперь они далеко на задворках. Немало жителей Чернигова подверглись гонениям. В данный момент в бывшем Черниговском княжестве происходил передел власти. Местное боярство, недовольное приходом Изяслава Мстиславовича к власти, то и дело пытаясь поднять народ на бунт. Так что исполнители были.

Великий князь, а нынче царь, очень жёстко вёл себя по отношению как к черниговцам, так и к людям на новгород-северской земле. Оружием и огнём уничтожал он всякое сопротивление. И я не был против подобной политики, так как любой сепаратизм должен, выжигаться под корень. Было понятно, что невозможно создавать, по сути, империю, без того, чтобы лишать людей былой вольности.

Так что, через подставных лиц