Шурик 1970 - Петр Алмазный Страница 31

Да, это был Шпак, но в каком виде! На нем был парадный мундир с золотыми погонами. Четыре звезды — капитан. На груди — ордена и медали. Так что, Шпак был военным? Шпак воевал? А чего это он в форме?

Я посмотрел вниз на улицу. На столбах — красные флаги. Елы-палы, так ведь сегодня — 9 мая! День Победы! Ордена на кителе Шпака явно боевые. Он что, воевал?

Шпак выпустил колечко дыма, заметил меня, приветливо улыбнулся.

— Прекрасное утро, Александр Сергеевич, не правда ли? Прекрасное праздничное утро. Да?

Я кивнул.

— Вы собираетесь на парад?

— Парад? — Шпак недоуменно посмотрел на меня. — Парад на октябрьские будет. А я на Театральную, друг мой. Мы каждый год с однополчанами встречаемся. Кто дожил. Так договорились, ровно в полдень в День Победы в Москве, на Красной площади. Теперь собираемся на Театральной. Стараюсь не пропускать. Соберемся, вспомним. Есть что вспомнить. Донской фронт. «Только пули свистят по степи», слышали? А ведь они, действительно, свистели. Я — молодой лейтенант, красавец. В таком возрасте по девкам бегать надо, а не в окопах сидеть. А ты сидишь в окопе ночью и слушаешь, как они над тобой свистят. А завтра атака, роту свою в атаку поднимать. И не знаешь, сколько к вечеру останется от той роты и будет ли в твоей жизни она, следующая ночь…

Шпак вздохнул. А я… Как-то не вязался образ ветерана с «куртка замшевая импортная — две». Но почему бы ветерану войны не иметь куртки импортной, замшевой. Да хотя бы и двух?

— Поздравляю! От души, — сказал я. — Только не знаю, что вам подарить.

— Спасибо за поздравление, а рублем меня уже одарили.

— В каком смысле — рублем?

Шпак залез в карман брюк и достал монету, протянул мне. Это действительно был железный рубль к 25-летию победы. На монете — солдат с девочкой из Трептов-парка. Я посмотрел, оценил, протянул рубль обратно, но Шпак только мотнул головой.

— Это вам. От меня. Я вчера у кассирши в клинике все такие рубли выгреб. Все тридцать штук. Новенькие, только с монетного двора. Увидел, чуть не расплакался. Помнят нас, помнят ветеранов. Лучший подарок нам, фронтовикам. Леониду Ильичу спасибо, не забыл нас. Сам — фронтовик, ранен был. Понимает. Рубли на площади нашим раздам, кто придет. На память. Что останется — девушкам красивым. Люблю я, Шурочка, красивых девушек.

Я вернулся в комнату. Зина была еще в ванной. Постучавшись, я сообщил ей через дверь:

— Зина, я за машиной. Как соберешься — выходи.

Я вспомнил про продавщиц, выбрал из вазы десяток тюльпанов, подумал, прибавил к ним еще пяток, завернул букет в газетку. Проверил переключатель-предохранитель в кармане. Пошел на выход.

Прав был Шпак. Действительно, прекрасное, теплое майское утро. Птички щебечут. Я шел в сторону овощного павильона и радовался жизни.

Горбатый стоял на месте, из-под крыши в павильоне к нему тянулись провода. Я открыл капот, отключил зарядное устройство. Потом открыл дверь, вкрутил на место переключатель, проверил зарядку. 100%! Отлично! Как доктор прописал!

Я зашел в павильон и сразу вручил дамам букет. Настюха, с суровым видом засыпавшая в кошелку какого-то мужика вялую картошку, вся зарделась, тут же принялась искать банку под цветы. А Оксанка приняла букет, сделала мне глазки и шепнула, что к вечеру могут подвезти виноград.

— Вам оставить?

Поблагодарив за заботу, я попросил оставить пару кило.

Выходя из магазина, обернулся. Желтые тюльпаны с вкраплением красных ярким пятном выделялись на фоне убогой плодовоовощной продукции. Но, кажется, весь магазин от этого пятна стал светлее. Но какая-то бабка в картофельной очереди посмотрела на цветы, потом на аппетитную Оксанку и прошипела: «Проститутка»…

Я подъехал к подъезду, Зина меня уже ждала в красном платье в крупный черный горох. Аккурат под цвет авто. Бабки, сидевшие на лавках, взирали на нее, как на сошедшую с небес богиню. Вот как? А я думал, что подобные бабки должны все молодых и красивых женщин считать проститутками.

Зина уселась в кресло авто, снова скрестила свои прекрасные ножки. Я заметил, что обручальное кольцо у нее на правильном месте — на безымянном пальце правой руки.

— Ну, как у тебя прошло с докладом? — спросила Зина.

Я удивился. Почему-то мне казалось, что супруга совершенно не интересуется делами Шурика. А она, оказывается, помнит про доклад.

— Нормально, Лопуху понравилось, — ответил я, решив не расстраивать супругу трагическими подробностями конференции. — Только по комсомольской линии поручение дали. Отправляют на завод.

— На завод? — почему-то испугалась Зина. — Но там же пьют. Шурик, поклянись мне, что ни-ни! Ни капли! Ни по какому поводу. Даже пива! Поклянись немедленно!

Что было делать? Я поклялся. Хотя и так становиться алкашом или абсолютным трезвенником в мои планы не входило. Видно, у Шурика после «Кавказской пленницы» реально с этим делом были большие проблемы. Ну да, сколько тогда местные в него винища влили. Такое бесследно не проходит. Надо бы выяснить потихоньку — в какой именно мере были проблемы.

Я припарковался у театра Сатиры, прямо у кормы длинного «Форда» и вдруг увидел у машины лысого мужика с букетом. С неудовольствием узнал в нем того самого, что подвозил Зину и лапал ее под нашими окнами. И что делать? Набить ему морду? Вызвать на дуэль?

— Пан Збышек! Как я рада вас видеть! — взвизгнула Зина, выйдя из машины. Букет приняла и протянула ручку для поцелуя.

— Пани Катаринка, — сказал поляк тут же прижался к тонким пальчикам губами.

Ну вот, опять Катаринка. Почему Катаринка-то? Она же Зина, Зинаида. Ну, в крайнем случае — Лида. Я передумал уезжать, вышел, оперся о крышу «Запора», сказал не без сарказма:

— Зинаида, опомнись, при живом-то муже.

— Шурик, езжай, — махнула она рукой. — Я же говорила. Так нужно. Для семьи.

Ну, успокоила. Я посмотрел, как поляк под ручку ведет мою жену к театру, открывает перед ней дверь. Дайте срок, я еще с этим Збышеком разберусь. А Зина… Надо бы для нее ключи заказать. А то ходит без ключей, растеряха.

Я приехал домой. Итак, сегодня суббота — выходной.