Театр стекла и теней - Энн Корлетт Страница 3

мужчины, неизлечимой болезни. В раннем детстве Джульетта не замечала нестыковок. Только позднее она осознала, что у других людей родители понятные. Больше ни у кого мать не преображалась, не меняла форму, как персонаж греческого мифа. Но истории уже успели так запутаться, что она еле-еле продиралась к тому, о чем хотелось спросить. И даже если спрашивала, ее вопросы встречали непривычной резкостью. Это не имеет значения. Ее мать мертва, и он не хочет об этом говорить.

Были времена, когда она думала додавить его, но правда состояла в том, что отец был мастер уходов, Гудини сердца, и глубоко внутри она опасалась, что ее саму тоже оставят в прошлом. Так что она позволяла ему плести эту запутанную сеть историй, пока сама не перестала понимать, что слышала от него, а что соткалось из ее собственной отчаянной тоски.

– Не знаю никакой Мадлен. – Мачеха открыла дверь. – Мне пора.

Она вышла, и через несколько минут Джульетта услышала, как закрылась входная дверь.

Джульетта стояла, мысленно ощупывая рваные, неровные края неведомо чего внутри грудной клетки, и тут затрезвонил телефон. Он прозвонил несколько раз, прежде чем Джульетта сообразила, что надо ответить.

Она вышла в прихожую и сняла трубку:

– Алло?

В динамике трещали помехи. Сквозь них она едва разбирала голос.

Стивен? Стивен?

Она крепче прижала трубку к уху.

– Кто говорит?

Наступило молчание – возможно, в ответ на ее слова, – и затем голос раздался снова:

Стивен? Стивен?

Джульетта ответила сердито и нетерпеливо:

– Он умер. – Она повысила голос и повторила: – Он умер.

Мелькнуло воспоминание. Мачеха стоит на этом же самом месте, и в голосе ее дребезжит такое, чего Джульетта еще не слышала. Он здесь не живет. Больше не звоните.

Сквозь скрежет помех как будто бы донесся чей-то плач. Затем в трубке громко щелкнуло, и из динамика раздался жестяной голос с характерной автоматической интонацией:

…на линии. Пожалуйста, повесьте трубку. Неисправность на линии. Пожалуйста, повесьте трубку. Неисправность…

Связь оборвалась, наступила тишина, такая внезапная и полная, что сердце Джульетты застучало о ребра. Она замерла на мгновение, затем положила трубку на рычаг и поднялась к себе, а голос все раздавался эхом у нее в голове:

Стивен? Стивен? Стивен?

Глава 2

Смерть оказалась хлопотным делом.

Джульетта слонялась у дверей, разглядывая приходящих и уходящих, пока мачеха не спросила, не могла бы она, ради всего святого, заняться чем-нибудь полезным. Не мешало бы прибраться в игровой и перестелить постели у девочек. По очевидным причинам уборщицы сегодня не будет.

По пути наверх Джульетта попыталась было обидеться, но, по правде говоря, ее редко о чем-нибудь просили. Она бы, может, и предпочла, чтобы с ней обращались, как с прислугой. Тогда был бы повод обижаться и все стало бы почти как во всех историях про мачех. Но что прикажете чувствовать к человеку, который удовлетворяет любые ваши материальные нужды, игнорируя все остальные?

Джульетта бегло прибралась в игровой, но чуть дольше задержалась у кроватей, раскладывая по подушкам девочек их любимых плюшевых медведей. Она едва закончила, как ее позвали: мачеха стояла у подножия лестницы, пальто перекинуто через руку.

– У меня пара встреч, девочек придется забрать тебе. Ключ на столе, и я приготовила бутерброды к чаю.

Едва закрылась дверь, Джульетта пошла к себе и достала из-под кровати сумочку. Вернувшись, взяла ключ, который обычно ей не доверяли, вышла на улицу, помедлив за колоннами на случай, если мачеха увидит и начнет допрашивать. Почему она так рано? Куда-то еще собралась? Почему нельзя просто сделать, как ей сказали?

Даже странно, думала Джульетта, как мало человек может думать о тебе и как много – о том, что ты делаешь.

* * *

Академия мисс Аббелин для юных леди – великолепное здание в конце улицы с дорогими магазинами, недалеко от Сент-Олбанского собора и его садов. Джульетта поступила туда еще до того, как ее отец повстречал мачеху. А ушла несколько месяцев назад, когда мачеха постановила, что Джульетте нужно отказаться от несбыточной мечты о балетной школе и научиться чему-нибудь осмысленному.

Сейчас она поднялась по ступенькам к двери с медным колоколом, и внутри набухли обида и гнев. Все, что ей было дорого, растворилось в воздухе из-за нескольких невозмутимо сказанных слов. Все ее мечты о будущем заменили тупой, душной серостью, и при одной мысли об этом она задыхалась.

Дверь открыла одна из помощниц преподавателей.

– Джульетта, – сказала она. – Давно тебя не было видно.

Интересно, как мачеха преподнесла ее уход в своем заявлении, поданном в идеальный момент, чтобы избежать неустоек.

– Я пришла забрать сестер. Но рановато. – Она с надеждой улыбнулась. – Можно подождать возле зала?

– Хочешь убедиться, что мы учим их как положено? – Помощница улыбнулась в ответ. – Обычно семьи ожидают в гостиной, но ты другое дело… – Она попятилась, пропуская Джульетту. – Мисс Лоренс будет тебе рада.

Танцевальный зал располагался в конце обшитого панелями коридора. Через окно Джульетта увидела группу девочек: розовые трико, воздушные юбки, руки подняты над головой. Среди них были Ребекка и Элизабет, и Джульетту кольнула зависть.

Другой зал был поменьше и попроще; в углу лежала стопка нот. Закрыв дверь, Джульетта скинула туфли и чулки и вытащила из сумки балетную обувь. Твердые пуанты казались жесткими и узкими – она очень давно их не надевала. Она не раз пыталась танцевать в своей комнате, но там слишком тесно. В коридоре было бы лучше, но до недавнего времени она редко оставалась в доме одна.

Джульетта наскоро размялась у станка, затем перешла в центр зала и начала танец, который неплохо знала, – можно не думать о движениях. Можно расслабиться, отдаться ритму, мыслям, которые перенесут ее на сцену, к сияющей роскоши. За софитами огромная толпа, шумная и размытая, восхищалась четкой линией ее арабеска, ослепительным огнем ее прыжка.

Джульетта закончила этот танец и перешла к более сложному, заставляя себя двигаться точнее, дотянуться за пределы совершенства. Для нее танец был не просто словом, напечатанным в дипломе, в рамочке на стене гостиной. Когда она танцевала, мир словно вращался вокруг нее. Она была на своем