Девятый император - Андрей Львович Астахов Страница 25

- Пустяки. У меня есть мазь. Намажешь свои ссадины и мозоли. К утру все пройдет.

Старый милд дал ей тыковку с мазью. Чертыхаясь и проклиная жреца, лошадей, седло и императора, Руменика начала стягивать с себя штаны.

- Ну что, так и будешь пялиться? – осведомилась она у Акуна. – Отвернулся бы что ли, старый греховодник.

- Больно ты мне нужна, - спокойно ответил Акун, возясь с упряжью своего коня. – Я повидал столько женщин, что ничего нового все равно не увижу. Но если хочешь, я уйду.

- Давно бы так, – проворчала Руменика, наблюдая, как старик направляется к стреноженным неподалеку лошадям. – Всех вас медом не корми, дай только поглазеть на бабий зад. Что молодому, что старому. Все вы одинаковы – и старый варвар, и этот хренов император!

От мази Акуна ссадины и мозоли начало так печь, что Руменика завыла тихонько, на одной ноте и всерьез подумала – а не пригласить ли старпера, пусть подует. Мысль показалась ей такой забавной, что она захохотала. Акун тут же вернулся.

- Что ты? – спросил он. – Что-то смешное?

- «Не хочешь ли подуть?» – подумала Руменика и снова засмеялась, вытирая выступившие на глазах слезы. – Пожрать чего-нибудь дай. С полудня ничего не ела.

Они поужинали сушеным мясом и овсянкой, легли спать, а наутро Руменика чувствовала себя куда лучше. Мазь оказалась очень действенной, мозоли затвердели, а ссадины зарубцевались, и хоть Руменика всерьез опасалась, как бы на ее ягодицах и бедрах не осталось шрамов, ехать стало легче – только теперь болели с непривычки сведенные ноги. Акун ехал молча, почти не разговаривая с ней, весь обратившись во внимание. Ближе к полудню они спрятались в небольшой рощице, поели и до наступления темноты отсыпались. Вернее, спала Руменика, а старый милд продолжал бодрствовать. Акун, казалось, был выкован из железа.

Руменика понятия не имела, куда они едут. Акун вел ее в обход населенных мест, большей часть какими-то ему одному известными тропами среди лесов и между холмов. На ее расспросы он ничего не отвечал, лишь сказал однажды

- Я везу тебя, куда надо.

- А куда надо?

- На запад, в Рошир.

- С какого перепугу нам надо ехать в Рошир?

- Надо, значит надо.

- А ты неразговорчив, - Руменика надула губы. – Мог бы хоть из вежливости поддержать разговор.

- Легче тебе от этого не станет. А голоса можно услышать на большом расстоянии.

- В этой глухомани? Везешь меня в какую-то дыру и даже не говоришь, куда. Я ведь между прочим не кто-нибудь, а императорская фаворитка. Имел бы уважение.

- Была императорская фаворитка, - меланхолично заметил Акун. – Теперь если нас поймают, тебя в лучшем случае продадут в публичный дом для солдат.

- А тебя?

- А меня казнят, как государственного изменника. Сначала будут бить кнутом, потом вырежут язык, потом выколют глаза, потом отрубят руки и ноги и еще живого посадят на кол, чтобы все видели, как император карает изменников.

- Ух, ты! – Руменика поежилась, даже под теплым плащом ей стало вдруг очень холодно. – Пожалуй, нам следует поспешить, чтобы побыстрее добраться до Рошира.

Вторую ночь они провели среди холмов; Акун сказал, что эта местность называется Гвир-Коллаин – Меловые Головы, - потому что холмы состоят из мела. В одном из этих холмов Акун быстро разыскал небольшую пещерку, куда беглецы смогли завести лошадей и спрятались сами. Огонь разводить не стали, поужинали всухомятку.

- Долго нам еще ехать? – спросила Руменика.

- Завтра к ночи будем на месте.

- Скорее бы!

- Как твои…ноги?

- Неплохо, - Руменика хотела съязвить, но ее тронула теплота в голосе старого варвара. – А ты вот совсем не спишь вторые сутки.

- Я привык.

- Ты был воином?

- Все милды воины.

- Я хотела сказать – ты служил в армии?

- Служил. Потом старый стал.

- Ты-то старый? Да ты крепок, как медведь. Небось, не одна баба по тебе вздыхает.

- Раньше вздыхали. Теперь нет.

- Жена-то у тебя есть?

- Нет. И детей нет.

- Вот как? Хорошенькое дело! Ты что, женат не был?

- Почему не был? Был. Давно, много лет назад. И жена была, и сын, и дочь.

- Ну и где они сейчас?

- В лучшем мире, - Акун собрал с покрывала, заменяющего скатерть, остатки трапезы. – Красный мор был. Сначала умерла жена, потом дети. Я тоже заболел, но выжил.

- Прости, Акун, я не знала.

- Это было давно. Так давно, что я и сам не верю, что все это было в моей жизни.

- Тебе надо жениться. Завести детей. Ты еще не старый, сильный. Много женщин захотят выйти за тебя замуж.

- Как захочет Эш-Леш, так и будет, - Акун посмотрел на девушку. – Ложись спать, поедем еще до рассвета. Будешь зевать в седле.

- Мне надо выйти.

- Зачем? Выходить опасно.

- Посикать мне надо, затем! – разозлилась Руменика. – Что ты разговариваешь со мной, как с ребенком?

- Ты и есть ребенок. Болтливый и капризный.

- Ах, ты, какие мы взрослые! Мне между прочим уже семнадцать. И я уже третий год постоянно сплю с мужиками, понял?

- Я тебя в этом не виню. Эш-Леш выбрал для тебя такую судьбу. Но скоро она переменится.

- Заладил: Эш-Леш, Эш-Леш.… Не надо тебе жениться! Ты старый и нудный, жена от тебя убежит к молодому на второй день.

- Не убежит, - Акун встал, свернул покрывало. – Справляй свою нужду в пещере. Я выйду к лошадям. Они не болтают чепухи.

Руменика завернулась в одеяло, отвернулась к стене пещеры. Вот ведь старый хрен! С лошадьми ему лучше, чем с ней. Ну и пусть катится, язва его забери. Одна радость – завтра они наверняка расстанутся. Она поедет своей дорогой, старый варвар своей. Для нее начнется новая жизнь. Роширского языка она не знает, но это ничего – глаза и пальцы красноречивее слов, если умеешь объясняться жестами. А еще, этот чертов жрец не дал ей ни гроша…

Она уснула и спала крепко, и во сне ей снились серебряные галарны, золотые дракианы и просто огромные куски золота, которые