Слуга Государев. Бунт - Денис Старый Страница 22

— Хоть бы девку какую обрюхатил, хоть бы и в блуде… Как же так… дитя себе не народил, а сам уже на плаху рвёшься… — запричитал отец, но я уже не стал его слушать.

Я сам сел на телегу. Улыбнулся. Верёвка была рядом со мной, но я сразу обозначил, что вязать себя не дам. Два пистолета, засунутые за широкий пояс, сабля, нож — я был готов постоять за себя. Да и не требовалось это. Стрельцы моего полка провожали нас не только по выезду из Стрелецкой усадьбы Первого Стрелецкого полка, но почти что и до Кремля. А Пыжовым все время приходилось посматривать то на сопровождение, то на мои пистолеты, которые я держал в руках и рассматривал, будто диковинку какую.

На самом деле, я думал, как можно наладить производство даже не таких пистолетов, а хотя бы по примеру тех, что использовались перед самым появлением капсюля и унитарного патрона. Ведь можно же…

Как бы то ни было, но я нашел бесплатный трансфер до Кремля. Ну а там… Вряд ли мне обрадуются. Люди вообще не любят, когда их будят, не дают сладко спать. Так что агрессия по отношению ко мне возможно. Но если и дальше окружение царя будет пребывать в дреме, то бунту быть. Рекам крови не миновать.

Но не сидеть же под лавкой и не быть сторонним наблюдателем событий! Да и поздно уже…

Глава 7

Москва. Кремль

11 мая 1682 года

Площадь — не красная, Москва — не такая уж и златоглавая, и солнце — долбаный фонарь! Вот такое настроение стало меня одолевать.

Нет, я не упал духом. С чего бы? Делаю то, что должно, стараясь предугадать, что из этого получится. Мне нужно попасть в Кремль? Я уже еду туда. Нужно поговорить с власть имущими? Есть все шансы для этого. Что будет потом? Свои расчеты имею и на последствия разговора.

И нет причин для уныния. У меня же и вовсе такие обстоятельства, что даже неврастеника могут убедить не нервничать. Ну, не получится в этой жизни, будет другая. А не будет её… Так когда я стрелял в сынка олигарха Горюшкина, то отдавал себе отчёт, что жизнь моя отсчитывает последние свои… если не минуты, то часы наверняка. Теплилась надежда на справедливость, на суд. Но всё равно избежать тюрьмы никак не вышло бы.

Вот и стал я фаталистом. И до сих пор это во мне не выветрилось, пусть и постепенно и неуклонно вытесняется иными эмоциями. Да и сколько времени прошло, чтобы так уж измениться? День, два? Всего лишь один день, да и тот не закончился.

Однако такое ощущение, что минул целый месяц.

Солнце катилось к закату, поднялся прохладный ветерок, приносящий не самые приятные запахи, когда я в сопровождении, но никак не под конвоем, Пыжа и его команды приблизился к Спасским воротам Кремля. Шли, так сказать, через парадный вход.

Дошли… И тут, словно мы пересекли какую невидимую черту, поведение Пыжова ожидаемо резко сменилось. Он даже попробовал было толкнуть меня в плечо, но я увернулся, а сам Потап Пыж в итоге чуть было не завалился. Затевать же ссору здесь, уже под стенами Кремля, не стоило. Но то, что этот хмырь нажил себе врага, точно. Дай срок и удачи, разберусь с текущими задачами — и поквитаемся.

Береги честь смолоду! Так говорила моя мама старшей сестре. Когда мой отец погиб, мать стала, наряду с дедом, главным наставником в моей жизни. А я все слушал — и по-своему воспринимал слова матери. Как оказалось, с возрастом противоречий с материнской наукой не возникло, напротив, готов добавить с десяток похожих выражений. Так что за свою честь и достоинство я всегда стоял и стоять буду. И не позволял себя штурхать, как невольника какого на рабском рынке.

Но и разум же иметь нужно. Понимать, когда время платить по долгам, а когда и обождать, чтобы не навредить себе.

— Тут ли батюшка наш Юрий Алексеевич Долгоруков, али убыл? — спросил Пыжов у стрелецкого сотника, как несложно было догадаться, командира караула у Спасских ворот.

Я усмехнулся. Ну, так и есть. Гнида. Ведет себя теперь, как будто под конвоем меня, преступника, привел. Вон и стрельцы, из тех, что были с Пыжовым, наставили свои пищали на меня. А я не столько и к Долгорукову шел. Мне бы кого иного. С царицей поговорить, с ее братьями, которых первыми убивать собираются дирижёры будущего бунта. Или вот с Артамоном Матвеевым, которого, из того, что я знаю по истории, считал неглупым человеком. Но, главное, что решительным.

— Что, господин Пыжов, сил не хватило меня под конвоем привести, так ты обманом? Сдать решил? — сказал я, усмехаясь. — Так и думал я.

Сопровождение Пыжова сейчас еще больше осмелело, а он даже извлёк саблю, направляя её на меня.

— Сабельку положь! — грозно пробасил стрелецкий сотник. — Коли злочинца привели, так отчего же не в розыскную избу? Али не в Стрелецкий приказ повели? Нашто он тут?

Вполне резонные вопросы задавал сотник. По его взгляду я даже рассудил, что в какой-то степени он мне сочувствует. В иной реальности стрельцы, которые держали караул в Кремле, спокойно пропустили бунтующих. Значит, разделяли их взгляды. Так отчего бы им уже сейчас не сочувствовать своим собратьям?

— Дело зело важное, оттого и привели сюда. Тебя, сотник стрелецкий, я последним спрошу, что мне делать! — с презрением проговорил Пыжов.

— Опосля того, какие злодеяния ты стрельцам учинил, не бывать тебе от нас добра, — с чувством достоинства сказал стрелецкий командир.

Мне было очень интересно, что же такого сделал Пыжов, что его, явно знатного человека, дворянина, буквально ни в грош не ставят стрельцы. Может, ещё доведётся, узнаю об этом.

Вперёд же вышел Пыжов-младший. Кондратий был более рассудительным. И к нему, похоже, не было негатива со стороны стрельцов.

— Пропусти, стрелец, много злодеяний на этом человеке, — в какой-то мере даже уважительно попросил Кондратий Пыжов.

Ну что ж, ясно. Меня просто сдают. Но ведь кому? Главе стрелецкого приказа Юрию Алексеевичу Долгорукову. Пусть и ему. Я почти не сомневался в том, что,