Крестьянский король - Никифор Гойда Страница 22

сухим. Небо ровно держало свет, будто кто-то натянул над деревней чистую холстину. С ручья тянуло прохладой. Я вышел во двор Никиты, снял шапку, пригладил виски и постоял у порога, прислушиваясь. Дом спал негромко. В сенях шевельнулся Гаврила, подал звук лавки, и стало ясно, что рабочий день уже начался, просто без слов. Никита вышел следом, поправил ремень, кивнул мне и пошёл к хлеву. Там коротко глухо ответила лошадь. Запах сухого дерева и вчерашнего жара из печи смешался с прохладным воздухом. День обещал быть честным. Быстро позавтракав, мы собрались и пошли трудиться кто куда. Работы хватало на всех.

К целине мы вышли ещё до того, как солнце поднялось выше кромки ольхи. Матвей шёл впереди, вёл лошадь ровной рукой. Рядом тянулись Роман с ломом и Пётр с Ефимом, каждый нёс по инструменту так, как носят вещь, к которой уже привязался. Я шёл за плугом и держал рукояти, проверяя, не гуляет ли угол. Мы молчали. На целине первые слова всегда лишние. Земля слышит по шагу.

Плуг взял пласт без капризов. Накладка сидела надёжно. Клинышек держал угол. Лошадь дышала так, будто знала этот ритм раньше нас. Роман шёл слева и ловил момент, когда пласт начинал сворачиваться боком. В нужный миг он подбивал ломом, как столяр киянкой, и земля ложилась послушно. Пётр шёл справа и подчищал край, чтобы не оставалось рваного зубца у межи. Мы проходили борозду, останавливались на миг, выравнивали дыхание, шли дальше. Десятый проход дал нам первую широкую ленту, не зеркально ровную, но живую, без резких переломов. Матвей посмотрел на линию и просто сказал, что вторая лента пойдёт немного выше, там где весной держится тень.

Мы развернулись. Плуг легчал и тяжелел по земле, как лодка по перекатам. На втором десятке проходов я почувствовал, как из меня уходит то внутреннее напряжение, что всегда держит первый день большой работы. Теперь всё было на своих местах. По краю будущих бобов мы оставляли узкий чистый проход для ноги и ведра. Между лентами оставили ширину, достаточную для разворота и для того, чтобы потом пройти с боронкой из ветвей. Не губить, а пригладить крошку. Савелий пришёл к середине работы, постоял молча, прислушался к звуку и сказал тихо, что плуг поёт правильно. Мы улыбнулись коротко. Больше тут и не нужно слов.

Посев бобов пошёл размеренным шагом. Гаврила неожиданно оказался ловким напарником. Он держал мешочек так, будто это был не мешочек, а какая-то хрупкая птица, которую нужно подержать и отпустить вовремя. Я показывал глубину ладонью, он повторял без лишних вопросов. Ладонь земли, два зерна, ладонь пустоты и снова два зерна. Роман старательно закрывал крошкой, не утрамбовывая, а именно закрывая, как одеялом. Дарья держала второй мешочек и подавала мне так, что рука не пропускала ни одного гнезда. Пётр с Ефимом шли чуть позади и на глаз поправляли линию, чтобы потом было проще ухаживать. За два часа мы уложили первую ленту, за ещё два часа вторую. Между ними оставили место под репу. Там ритм другой. Узкая борозда, щепоть семян, лёгкий шорох крошки ладонью, и тишина. Семечко репы любит тишину.

К полудню солнце поднялось и стало горячить железо, мы отложили плуг под тенью и ушли в тень ольхи. Вода пахла деревянным ведром. Лошади сняли удила и дали жевать тёплую траву. Никита принес из своего двора кусок хлеба и глиняную кружку кислого молока. Он не любил говорить во время еды. Я тоже. Еда любит уважение и тишину.

После короткого отдыха мы не стали рвать землю дальше. Лучше дать ей выровнять дыхание. Пошли по хозяйству. Вдоль новой ленты поставили два прутика с выжженными метками, чтобы глаз завтра без спора нашёл край. Там же отметили маленький выем под весеннюю воду. Матвей сказал, что весной сюда будет ставить ведро. Мы переглянулись. Хорошая мысль, родившаяся у него, а не у меня. Так и нужно.

В деревне к этому часу ожила своя половина дня. Женщины рассредоточились по участкам, кто у воды, кто у печи. Дети тянулись за Лёнькой, как маленькие хвосты за кометой. Он серьёзно показывал, где класть тонкие доски, чтобы у бочки никто больше не срезал угол. В его голосе появилась та твёрдость, которая не ругает, а объясняет. Дарья держала тень для капусты тонкой тряпицей, то приподнимая, то опуская её, как помогает ребёнку дышать в жару. Я принёс к капустному участку ведро с водой, развёл в нём золу и прошёлся кружкой по кругу, оставляя тонкий поясок защиты у корня. Дарья кивнула. Сказала, что к вечеру лист будет дышать свободней.

Под вечер начался первый маленький сенокосный разговор. Роман, Пётр и Антон прикидывали, где косить первыми. Савелий стоял рядом, всё так же слушая землю, а не людей. Он поднял палец, показал на длинную тёмную полосу у ручья и сказал, что там травы в рост человека. Но косить надо по краю, потому что к середине ложится сырая кочка, и коса там только бьёт в пустоту. Мы договорились, что утром выдвинутся две тройки. Первая встанет на низинах, вторая пойдёт по кромке осоки. Женщины с подростками будут следом вязать валки и переворачивать их к обеду. Ничего громкого. Простой план на первый свет.

Ночью в доме Никиты пахло ровным теплом печи. Хоть и лето, но печь подтапливалась для готовки и чтобы согреть воду для наших гигиенических нужд. В углу на крюке висела связка трав, и воздух держался чистым, даже когда дверь в сени приоткрывалась и приносила запах ночной земли. Никита сел у стола и поправил ладонью трещину на краю. Он это делал, не глядя, из привычки. Гаврила спросил меня, правда ли, что репа любит песок и терпеть не может глухую глину. Я сказал, что на нашей полосе репа такая же, как и люди. Она любит, когда ей не мешают дышать, и готова терпеть многое, если есть уход и честная рука. Никита хмыкнул, и на этом разговор закончился. В этом доме слова берут по нужде.

Следующий день поднялся быстрым светом. Косы звякнули в руках людей, как будто сами просились в траву. Роман двинулся первым, взмахнул раз, другой, третий, и трава легла чёткой блестящей лентой. Коса пела так, что хотелось подхватить эту мелодию плечами. Антон шёл рядом, подрезал место, где трава была жёстче, и не давал лезвию спотыкаться. Пётр тянул за собой грабли и подчищал края, чтобы валок получился ровным, не расползался по полю. Женщины с подростками шли