Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый Страница 20

— Ждите меня! — повелительно сказал я, обозначая, что имею и силу, и власть над вооружёнными людьми.

Понимал, что разговор с патриархом будет не из лёгких, да и вряд ли одной беседы хватит, и не ошибся. Не хочу я его иметь в стане своих врагов. Но, похоже, это тот случай, когда от моих желаний мало что зависит. Ведь если мы не враги, то мне нужно будет полностью подчиниться воле владыки. А я, прежде всего из послезнания, знаю кое-что весьма сомнительное о патриархе. Сыграл он немалую роль в бунте. Причём, роль это была не положительного героя.

— Ты, отрок, в ожидании чего томишься? — спрашивал меня патриарх.— В чем чаяния твои?

— Знамо, — бунт предотвратить желаю. Да меньшей кровью, — спокойно отвечал я.

— Меньшей кровью?

Было видно, что патриарх не просто нервничает. Зыркает, косится, руки вон как напряжены у пастыря. Того и смотри, огреет меня своим массивным посохом. А что это, кстати, за навершие посоха? Похоже на кость слоновую. Я, признаться, ожидал и вовсе тут увидеть рубины да бриллианты. И крест у патриарха — не сказать, что сильно дорогой и огромный, с палец толщиной.

Так что упрекнуть владыку во стяжательстве я бы не рискнул.

— Более никаких выходов делать не будешь, с ружьем, — произнёс владыка. — На то воля моя!

— Сие воля и государя тако же? — прикидываясь лихим и придурковатым, спросил я.

— Аз есмь твой государь! — пробасил патриарх.

Безусловно, я знал, что до сих пор на Руси официально два государя. И один из них, конечно же, патриарх. Но воля патриарха — всё же никак не выше воли царя.

Но как тут выбирать? Не хочется, ой не хочется входить в контры с владыкой.

— Я услышал тебя, владыко. Пойду боярам скажу, что более не будем мы ни про какие вылазки думать, — сказал я.

Патриарх Иоаким скривился, будто бы разговаривал с неразумным ребёнком. Ну, а как же, почему же я до сих пор не понял, что нужно лишь только патриарха слушаться и более ни с кем совет не держать? И что, если скажут-де: иди, Егор Иванович Стрельчин, воевать бунтовщика, то я должен что угодно придумать, но только не делать этого.

Ведь батюшка-пастырь заповедал мне это.

— Вижу я, что разумно ты ведёшь себя: с одной щеки аки скоморох, с другой аки змей. Так и норовишь улизнуть от прямого ответа. Так что и я прямо вопрошать стану, — патриарх уставил на меня свой взгляд и сделал паузу.

Наверное, стремясь продавить волей и характером своим. Однако я тоже смотрел прямо — без вызова, но и не думая прятать взгляд. А патриарх говорил куда уж прямее:

— Под мою руку пойдёшь и делать станешь то, что я велю! В ином разе не заступлюсь, когда бояре тебя жрать станут, аки какого оленя подстреленного. Тогда объявлю безбожником!

Безусловно, патриарх Иоаким был человеком с сильным характером. Уверен, что на пути к патриаршеству слабохарактерные отсеиваются очень быстро. Ведь это такой социальный лифт, аналогов которого в России ещё не существует, и даже сирота может стать патриархом, если только обладает нужным набором качеств. И Иоаким своего не упустил.

Ну и я ведь не тот человек, который может прогнуться под напором патриарха, не раболепствую перед владыкой и уже этим силён.

— Я служу лишь только царю, — сказал, наконец, я.

Есть вещи, вокруг которых можно как-то юлить да вальсировать. А есть то, что нужно чётко обозначать, в том числе для того, чтобы и у самого не было соблазна поступить иначе.

Выбор сделан — я служу царю Петру Алексеевичу! И пусть все об этом знают. Желательно, чтобы и до ушей царя моя принципиальная позиция дошла.

— Крестным ходом со мной не пойдёшь. Так и останешься кровавым полковником, — сказал патриарх. — Но токмо, если станешь моим ты и службу служить будешь, яко я повелю.

Так себе угроза, лишиться возможности быть в Крестном ходе. Но я прекрасно понимаю, что это ещё далеко не все последствия моего отказа служить патриарху.

— Не можно. У меня есть государь, — сказал я, искренне сожалея, что не получается пока договориться.

— Иди, и пред очи мои больше не кажись! — ещё некоторое время побуравив меня взглядом, сказал патриарх.

Я вышел со двора. На душе было тяжко. Можно сколько угодно бить себя в грудь и говорить о том, что мне даже патриарх не указ. Что в этом толку, если реальность совершенно другая.

Нужно что-то делать. Причём быстро, иначе могу лишиться всего, ведь слово патриарха здесь весомо, может вознести, а может к сырой земле придавить. И главное — никакой паники или демонстрации, что я растерян, не проявлять.

Расправив плечи, с улыбкой я шагнул за ограду. Тут, ожидая итогов моего разговора с патриархом, всё ещё стояли сотники. Дождались — хорошо, но не стоит обольщаться. Если патриарх возьмётся за меня и мою репутацию всерьёз, то возможно и такое, что от меня откажутся не одни сотники, но и рядовые стрельцы.

— Следуйте за мной! — сказал я стрелецким командирам.

Пусть и не было настроения, но определить, что делать дальше, необходимо. Да и с патриархом решать буду, но чуть позже. И даже сегодня, ну или чуть заполночь. А пока — планы на ближайшее будущее.

Как я и предполагал, военный совет прошёл под общим лозунгом «Мало, дай ещё!». Заполучив самое малое — три рубля за участие в разграблении усадеб, стрельцы начали наседать на своих командиров, чтобы те организовали ещё одну такую вылазку.

— Токмо в ночи! — соглашался я. — И кто поведёт вас? Я оставаться повинен в Кремле.

— Так я и поведу, — сказал Никита Данилович Глебов, выкатывая грудь колесом.

— К тебе, Никита Данилович, особливое поручение будет от государя, — сказал я, разведя руки в стороны. — Не обессудь, токмо более участвовать тебе в делах наших не выйдет.

Он сперва посмотрел на меня с вызовом, сверкнув очами. Я уже было дело подумал, что Глебов что-нибудь отчебучит. Но по мере того, как я ему объяснял суть задания, Никита Данилович со всё большим удовлетворением гладил свою бороду и играл плечами.

Ещё бы — ведь получается, что его,