Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев Страница 20

— От Федора слышно чего?

— Да, гонца прислал. Пришлось ему кафтан твой продать. В общем, в Ельце помощи нам нет. Но сами они оборону крепят, татар ждут. Федор в Рязань двинулся. К Ляпуновым. Выйдет чего или нет… — Подьячий покачал головой. — Не ведаю. А у елецких там тоже несладко, как я понял, по словам гонца. Свои разбойнички. Но там их пожестче прижать пытаются. Людей-то побольше, силы покрепче.

— Ясно.

Во дворе уже никого не было, все вошли внутрь, в терем. Слышалось, что там начался шум, гам и ужин. Но Яков не торопился, положил руку на плечо, посмотрел в глаза мне.

— Чего хотел, сотоварищ мой?

— Честно скажи мне, Игорь. Я же тебе тогда еще, в Чертовичком, дома у себя, считай, всю душу открыл. — Он смотрел мне в глаза. — Чей ты человек, за кого нас на татар ведешь? На смерть верную.

* * *

Встречайте 10 том серии Пограничник.

Бывший офицер ВДВ гибнет и попадает в СССР 80х. Чтобы спасти брата он должен стать погранцом в Афганистане.

На всю серию скидки до 50%: https://author.today/work/393429

Глава 8

М-да, дорогой мой человек. Что вот мне тебе сказать?

Чей я человек? Рожденный в Советском Союзе русский офицер. По твоим меркам, если так по-честному, откровенно — я лютый колдун, обладающий послезнанием и прошедший сквозь время. С навыками, которым начнут учить лет через триста с полтиной. Только Яков, тебе этого знать не надо, не поймешь же ты ничего.

А вот кто мой рецепиент… Здесь вот вопрос сложный. А вдруг… и вправду внук Ивана Грозного? Да не… Ерунда какая-то.

Уставился на него, посмотрел пристально, вздохнул.

— Яков, сотоварищ мой. Собрат. — Глаза в глаза глядел. — Пойми одно и прими это. Я здесь за землю русскую стою. На своей земле, против тех, кто ее разорению придать хочет. Это основное. Человек я… — Сделал выразительную паузу. — Был чей-то, да закончился. Как по воле его казачки у тебя в Чертовицком меня убить попытались, так и не стало того Игоря, кому-то служащего. Не служу я боле никому.

Вновь выдержал паузу, следил за меняющейся мимикой собеседника. Продолжил:

— Что Дмитрий, царем себя именующий… Знаю, вы тут за него, по большей части стоите. Но, не верю я ему. Не бывает так, что два раза чудом спасся. Василий… Сам посуди, как на трон сел? Кто он такой? Был ли собор? Землю спросил ли он? Кто ему право дал? Он же изменой прежнего Дмитрия убил, а до этого, сколько еще?

Увидел сомнение в глазах, стал давить.

— Скопин, родич, герой! Москву спас и что? Отравлен. Это у нас всегда так, выпил из бокала, и кровь горлом пошла? Крепкий же был, здоровый. Мог закончить смуту, все это прекратить и где он?

Яков не выдержал, опустил взгляд.

— Я всех вас против татар веду, чтобы не пожгли они землю русскую. Рязанскую, воронежскую, курскую и прочую иную. Любую, нашу, для меня все едино. А как их назад повернем, так и к Москве двину, спросить у Василия, кем стравлен он и по какому праву.

— Не боишься? — Он резко глаза поднял, уставился яростно. — С царем так?

— Мне за страну обидно, Яков. До края она дошла. До самого. Хватит. За собой поведу тех, кто захочет, а ты что скажешь, сам, а?

Он покачал головой, взгляд отвел, смотрел в стену терема.

— Ходили мы уже…

— Помню, говорил. И обещать не могу, что иначе будет. Но, по-иному не могу. И с Дмитрием, и с Василием решать надо дело. Да и с боярами всеми. Прижать их, как при Иване Великом было. И царя всей землей выбирать. Татар, Шведов, Ляхов. Гнать всех. Так что, Яков, ответ на твой вопрос дам такой. — Стал говорить четко, отрывисто. — Я здесь. Как человек. За землю Русскую вставший. И вас всех за собой веду. Ее, что всего важнее, сберечь.

Подьячий молчал, решился, поднял взгляд.

В воротах я краем глаза увидел движение. Повернулся. Там атаман беломестных казаков приветствовал своего сотоварища от казаков полковых.

— Доброго дня вам! Люди служилые! — Проговорил сам громко, поднял руку, махнул, позвал. — Подходите. Сейчас уже начнем.

Они склонили головы в приветствии. Двинулись ко мне. Вот уже и на военный совет почти все собрались. Тренко где-то здесь, скорее всего, внутри, ждет. Филка тоже там, ждет. Они же все первыми ушли с Чершеньским. Остался тот самый полусотенный стрелецкий, который здесь своего предводителя замещает.

— Здрав будь, Яков Семенович, как жена, как дети? — Проговорил один из подошедших.

— С божией помощью. С ней только и живем. — Он холодно ответил. С меня так взгляда и не отводил. Тяготило его то, что вновь история повторялась. Вновь я хотел их на север вести. Вновь, да по-иному.

Не для себя власти хотел. Чтобы люди эти и иные служилые выбрали сильного царя. Чтобы бояре им править и манипулировать не могли. Не травили самого и жену, и детей его, крамолу не плели. Скажет русский народ всем миром — Романов. Значит, так тому и быть. Скажут еще кого, достойного, сильного — значит нужно так.

А там гнать всех интервентов, оккупантов и прочих гадов за кордон. Бить.

И есть у меня веский аргумент. Точнее пока нет, но отбить его хочу, нужно отбить. Значит — будет.

Наследница рода Рюриковичей есть. Да, девушка, что в это время накладывало огромное количество проблем. Но, кровь не водица. Документов и людей, подтверждающих ее статус и родство много. Даже тут у Жука они есть, а что говорить про тех людей, которые готовили все это годами.

Феодосии Федоровне из рода Рюриковичей семнадцать. Вот-вот восемнадцать будет. Это уже, в то время, давно замужем пора быть. И кому она будет назначена, будучи выбранным царем, лишь корни свои укрепит!

Мои мысли нарушил появившийся в воротах полусотенный от стрельцов. Улыбнулся, заторопился к нам. Дождались, поприветствовали друг друга.

— Ладно, идем, люди заждались уже. Все в сборе — проговорил я.

Мы прошли через сени, оказались в основной комнате. Полумрак, духота и теснота от большого количества собравшихся людей.

— Ванька! — Крикнул я, проходя к своему месту в изголовье.

Оно пустовало, никто занять его несмел.

Тренко, как сидел ранее, так и