Меченый. Том 1. Второй шанс - Андрей Николаевич Савинков Страница 20

в эти месяцы с самой лучшей стороны. Да, он местами был несколько… Вяловат. Интеллигентен. Просто слаб, если совсем уж честно, но как экономист и профессионал — выше всяческих похвал. Даже не знаю, что произошло в моей истории, насколько справедливы все те упреки в его адрес как человека, который завалил экономический аспект перестройки, однако тут он демонстрировал вполне отчетливое здравомыслие, понимал проблемы, которые нужно решить, и подводные камни, с которыми нам предстояло столкнуться.

Разве что пугала заметная не вооруженным глазом склонность преуменьшать возможные сложности моего будущего Премьер-министра. Николай Иванович происходил из стана тех реформаторов — а были в СССР и такие — которые считали, что изменения откладывать нельзя, что менять нужно сразу и все вместе. Пришлось его понемногу осаживать, чтобы как в моей истории не вышло в итоге.

Первый раз разругался в пух и прах с Лигачевым. На почве моего желания сдать назад по антиалкогольной кампании. Именно Лигачев и Соломенцев — вместе с оригинальным Горби — были основными двигателями данного мероприятия, пришлось брать цифры и буквально на пальцах доказывать Егору Кузьмичу, к чему подобный шаг может привести. Начиная от разрастания криминала, взрыва самогоноварения, бесконечных отравлений всякими суррогатами и прочих непотребств, до развала госбюджета, в котором прибыль от алкоголя занимала весьма существенную долю.

Вместо того чтобы рубить шашкой направо и налево, решили для начала повысить стоимость одной бутылки водки. Пока намного, чтобы не вызывать у населения изжогу — «Андроповку» с 4.70 до 5.80, «Московскую» и «Русскую» с 5.30 до 6.70. Перебарщивать и задирать цены до 9 и даже 10 рублей не стали по все тем же причинам — несмотря на известный продукт народного творчества по теме, в котором заявлялось, «что нам и десять по плечу» и содержалось обещание «будем Зимний брать опять», если цена дойдет до двадцати пяти, — при такой стоимости «казенки» на первый план обязательно полез бы разной паршивости самогон, и это было очевидно то лечение, которое хуже болезни.

Второй мерой стала пропаганда легких спиртных напитков — в первую очередь пива. Пиво тоже не фонтан какой здоровый напиток, но и никидываться им дольше, и стоит в пересчете на градусы оно дороже, и выпить его в соизмеримом количестве сложнее. Договорились предварительно с чехами, что они нам поставят оборудование для пары новых больших пивзаводов, кроме того, вывели варку пива из-под статьи о самогоноварении и разрешили его домашнее производство. Без цели сбыта. Пока.

Кроме того было принято постановление правительства от борьбе с пьянством в кино и на телевидении. Заказали телевизионщикам несколько коротких роликов о вреде пьянства для показа по телеку между программами, пока не понятно, что это даст, но лучше так, чем полностью запрещать продажу водки, сдавать пивзаводы на металл и рубить виноградники.

С Лигачевым в итоге помирились — на сухую, Егор Кузьмич приветствовал мой трезвый образ жизни и тоже старался соответствовать — и, кажется, даже еще сильнее сблизились. Как политики и как товарищи. Лигачев был близок мне по убеждениям, в либеральной националистической прессе его бы назвали тем самым «великорусским державным шовинистом», которыми нацмены пугают детей в учебниках истории. Мне бы сотню таких Лигачевых, чтобы их на все ответственные места расставить, горя бы не знал.

По идеологии договорились пока максимально не поднимать волну. Казалось бы, со времен 20 съезда партии прошло уже тридцать лет, и можно было бы уже перелистнуть эту страницу, но почему-то желающие пнуть Сталина откуда-то постоянно вылезали, против них вылезали неосталинисты, все это под ковром бурлило, пузырилось иногда прорываясь наружу вонючими потоками жидкого говна. В общем, решили вопрос ошибок прошлого не поднимать. Было и было, нужно нынешние проблемы решать, а ссориться из-за дел давно минувших дней — просто неконструктивно.

Настропалил Лигачева — хотя это особо и не требовалось — по поводу национализма, именно эту заразу я видел самой большой угрозой для страны здесь и сейчас. С экономикой разберемся, а вот как сшивать воедино это лоскутное одеяло национальностей, я просто не знал. Договорились начать массовую кампанию по перемешиванию первых секретарей так, чтобы нацмены по минимуму занимали должности у себя в республиках. Пусть едут решать проблемы центральных областей и друг другу «в гости» плюс разбавить все это дело русскими хорошенько, глядишь, в нужный момент и легче принимать решения по месту будет.

Глава 7−2

От пленума до пленума

Март-апрель 1985 года, СССР

ИЗВЕСТИЯ: Новый лидер Албанской партии труда

11 апреля 1985 года на пленуме ЦК Албанской партии труда первым секретарём ЦК избран товарищ Рамиз Алия. Этот выбор стал важным шагом в укреплении руководства партии и продолжении курса на строительство социализма в Албании. Товарищ Алия, верный последователь идей Энвера Ходжи, пользуется заслуженным авторитетом среди трудящихся. Советский Союз выражает уверенность, что под руководством нового лидера албанский народ добьётся новых успехов в борьбе за социальный прогресс и мир. Мы желаем товарищу Рамизу Алии успехов в его ответственной работе на благо Албании и всего социалистического содружества.

С представителем — фактически голосом — этих самых неосталинстов кстати тоже довелось пересечься. Я имею ввиду Ричарда Косолапова, бывшего главреда «Правды», а ныне одного из составителей будущей новой программы КПСС. Интересный человек, но все же местами слишком «деревянный».

(Косолапов Р. И.)

— Вас называют представителем течения неосталинизма, это так? — Короткое совещание, посвящённое как раз программе КПСС закончились, и после него я попросил Косолапова остаться на пару слов у меня в кабинете.

— Возможно. Это как-то повлияет на мою дальнейшую работу?

— Хочу понять, что это такое. Можете объяснить в двух словах, интересно послушать теоретика.

Ричард Иванович поджал губы и устремил на меня прямой как лом взгляд. Я глаза не отвел, мне нужно было понять, могу ли я попираться на эту группу товарищей или лучше ее сразу зачистить и больше о них не вспоминать.

— В двух словах не расскажешь, боюсь, Михаил Сергеевич.

— Хорошо, давайте я попробую сформулировать. Сталинизм — это ограничение давления партии на народ. И контроль за партией, когда партийца могут в любой момент убрать. За дело или нет — тут уж как получится. В противовес хрущевской модели, когда партия и партийцы неподсудны и неприкосновенны.

— Очень грубо и поверхностно, товарищ Горбачев, — согласен ли Косолапов с моей оценкой, я так и