Дипломатия броненосцев - Иван Валерьевич Оченков Страница 2

— Но тогда ты станешь мишенью…

— И пусть! Мне, любезный мой братец, не привыкать. Выстоял под залпами англичан и французов, устою и перед ними.

— Ну хорошо. Положим, ты меня убедил. Но все равно для того, чтобы начать преобразования, нужен мир. Пока мы находимся в состоянии войны, никакой прогресс невозможен.

— Петр Iс тобой бы поспорил, но не я. Реформы и впрямь лучше проводить в спокойной обстановке.

— Будем ждать новых предложений из Парижа и Лондона?

— Отчего же только ждать? — улыбнулся я. — Полагаю, можно их немножечко подтолкнуть.

— О чем это ты?

— Да есть у меня пара идей…

— Что, прости? — насторожился император. — Надеюсь, ты не собираешься высадить десант в Лондоне?

— Нет, любезный брат, так далеко мои планы не заходят. Хотя, сама по себе мысль не плохая. В конце концов, после грозы 1812 года последовал Заграничный поход 1813. Правда, наш царственный дядя имел глупость проявить милосердие к поверженному противнику…

— Ты меня пугаешь!

— О, тебе совершенно не о чем беспокоиться. Все, что я планирую, это лишь небольшая демонстрация наших возможностей. Чтобы у королевы Виктории и императора Наполеона не было иллюзий, будто они смогут диктовать нам свою волю.

— И где же, позволь спросить, будет проходить эта демонстрация?

— В Датских проливах, конечно же.

— Ты серьезно?

— А почему нет? Видишь ли, Саша, сложилась поистине парадоксальная ситуация. Наш флот на сегодня самый сильный в Европе, а значит и во всем мире. Противостоять ему могут разве что всемогущий Господь и повинующиеся его воле силы природы.

— Мне кажется, или ты богохульствуешь?

— Нет, я про погоду. Пройдет всего месяц-полтора, и задуманная мною комбинация станет невозможной. На Балтике и Северном море начнутся шторма, а наши грозные броненосцы будут вынуждены отстаиваться в закрытых бухтах. Помнишь, как в сказке про Золушку, карета превратилась в тыкву? Вот примерно это случится и с нами. Поэтому действовать надо прямо сейчас. Прогуляемся вдоль немецкого побережья, навестим Копенгаген…

— А потом Лондон? Нет, я категорически против! Совершенно очевидно, что Париж сейчас готов к переговорам, а если они начнутся, англичанам не останется ничего, как присоединиться к ним!

— Господи, нет, конечно, никакого Лондона. Просто покажем, что можем сделать это…

— Хочешь напугать мою несостоявшуюся невесту? — задумался Александр. — Но что если мы напугаем не только ее, но и всю Европу? Причем настолько, что она захочет присоединиться к союзу против нас…

— Это вряд ли. Видишь ли, если бы мы потерпели поражение, Австрия и Пруссия с удовольствием присоединились к победителям и потребовали свою долю пирога. Но подставлять свои бока под удары нашей армии немцы точно не станут.

— В казне нет денег, — привел последний аргумент Александр. — А риск слишком велик. Что будет, если фортуна тебе изменит?

— Я вовсе не собираюсь полагаться на волю этой капризной девицы. Все учтено могучим ураганом. То есть твоим братом генерал-адмиралом. Со второй половины октября начнется сезон штормов, и союзники просто не успеют отреагировать на наш поход. Не забывай, обычные корабли нам не опасны, а броненосных у врага все равно нет. Но даже если и появились бы, вести их по бурным волнам Северного моря они не рискнут. Это я могу гарантировать. Так что сражений, которые я мог бы проиграть, просто не будет. Да и стоить наша экспедиция будет сущие копейки. В особенности по сравнению с еще одним годом войны. Его бюджет точно не выдержит.

— Даже не знаю, — начал понемногу уступать брат. — Может, стоит предварительно обсудить твои планы в Государственном совете или хотя бы с министрами?

— Госсовет точно нет. Брр… как подумаю, что придется выступать перед этими закисшими рожами… Нет, Саша, ты не можешь быть ко мне столь жестоким!

— А с министрами?

— Вот их я выдержу. Так что тут все на твое царское усмотрение. Хотя я бы предварительно занял их какими-либо важными, но все-таки второстепенными задачами.

— Какими?

— Ну, мало… скажем, предстоящей амнистией.

— Что?

— Как что? Ты же у нас государь просвещенный и милостивый? Объяви амнистию пострадавшим за политические убеждения. Тем же участникам Декабрьского восстания или членам кружка Петрашевского. А лучше и тем, и другим.

— Я думал об этом, но могут возникнуть разные неприятные моменты…

— Непременно возникнут! Но посмотри на дело с другой стороны. Как ни крути, но все декабристы имеют родственные связи среди нашей аристократии. Такой жест они непременно оценят. Больше того, его ждут. Так обрадуй их, тем более что это тебе ничего не стоит. Тридцать лет назад они были смутьянами, а теперь всего лишь старики.

— А петрашевцы?

— Давай откровенно. Эти молодые люди виноваты лишь в том, что не умели держать язык за зубами, а дело против них высосано из пальца в Третьем отделении. Ну, хорошо, не отпускай сразу, но хотя бы облегчи участь. Все же каторга за болтовню — это немножечко чересчур. Пусть будет ссылка, потом отмени потихоньку и ее.

— Вы, верно, сговорились с Тотлебеном?

— Нет. Но Эдуард Иванович дурного не посоветует. А что, он за кого-то просил?

— Да, какого-то бывшего инженер поручика и литератора… Достоевского что ли?

— Федора Михайловича? — не подумав, ляпнул я и тут же прикусил язык, но было поздно.

— Ты знаешь его? — как-то по-новому взглянул на меня брат.

— Да откуда⁈ Так, читал что-то, вот и запомнил.

К счастью, Александр не стал допытываться и резко переменил тему.

— Какая все-таки странная штука жизнь. Ты, верно, слышал, что мы с королевой Викторией были увлечены друг другом. Я даже писал отцу о своем намерении просить ее руки.

— Я слышал, что ты во время того путешествия влюбил в себя всех европейских принцесс, с которыми только свела тебя судьба.

— Не без этого, — самодовольно усмехнулся Сашка, но тут же продолжил свою мысль. — Но все же, что бы сталось, если мы тогда сладились. Полагаю, мне пришлось бы отречься от престола, и императором теперь был ты. Как думаешь?

— Полагаю, — как можно более равнодушным тоном отвечал я, — все устроилось наилучшим образом. Ты куда больше подходишь для этой роли. Да и, говоря откровенно, не думаю, что такая женщина как Виктория смогла бы стать хорошей женой тебе. Ей богу, Мари в сто крат лучше ее во всех отношениях!

— Ты уверен?

— Конечно, ведь она стоит за твоей спиной! — пошутил я и тут же расхохотался, видя, как изменилось лицо брата.

— Ну, Костя!!! Разве можно так шутить⁈

— Прости, Саша. Боже, видел бы ты свою физиономию!

Совещание кабинета министров мы все же устроили. Но, как и предполагалось, грядущая амнистия декабристов заинтересовала государственных