Другой Путь - Владимир Викторович Бабкин Страница 2

— Да, Матушка. Как раз хочу вам показать.

— Давай, Петруша, пока ещё на шар посмотрим, — говорит Императрица.

Киваю. Михалыч, как раз, большой золотой флаг с чёрным двуглавым Имперским орлом за шаром распустил. Аки киль. Красиво. Да и само воздушное движение завораживает.

— А потом своим чаем, тётушку напоишь? У Сиверса пока, как у тебя, не получается.

— Конечно Матушка, — соглашаюсь с Царицей.

Хорошее чаепитие — дело семейное, для него правильное место и состав сидящих за столом надобен, а в Зимнем же как в ресторации.

Тётушка обнимает меня, и целует в макушку. С её ростом это несложно: пошла в деда Петра. Чувствую на своей макушке солёные осадки. Плачет. И радуется. Кого-то я ей напоминаю. То ли сестру её (мать мою здешнюю Анну), то ли жениха, то ли батюшку. А может и всех разом. Прижимаюсь к тётке. Пусть живет долго. Мне так много с нуля почти поднимать надо.

— Ну поехали, Петруша, твоего шара уже не видно, — говорит Елисавета, — я летуну гривенник оставлю, а тем, кто помогал по копеечке, раздашь, за такое надобно.

Киваю на её груди. Такое и медали, «жетона» по-здешнему достойно. Но сам уже этим озабочусь. Мне своих людей тоже и пряником привечать нужно. Не дыбой единой…

…Полчаса спустя Императрица совсем не гламурно почесала себе нос.

— Этому тебя тоже научили в Кильском университете?

— И да, и нет, Матушка. Просто неудобно было рисовать. Нашлись хорошие помощники. Вместе вот соорудили сие.

— А что это за рисунок?

Ага, вот мы и дошли до сути.

— Машина, на пару, Матушка.

— Это зачем ещё?

— Ну, это как водяная мельница на реке. Вода бежит, колесо крутится. Тут вот то же самое, только если воду нагреть, то она тоже может двигать механизмы. Мы проверили. Работает. Надо довести до ума, но, работает. Тогда можно будет такие колёса строить не только у падающей воды на реках. Паровые машины уже есть в Англии, но они слабые и много угля уходит. Невыгодно. Мы пытаемся найти лучше решение. Я изучал в Кильском университете. Есть пару идей, как улучшить. Думаю, что вельми полезно будет для Отечества нашего.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 11 апреля 1743 года.

После чертёжной напоил я чаем с молоком и баранками тётушку. Интересно и содержательно поговорили. По-родственному. Я, всё ж таки, Наследник.

Её и её Престола.

Откуда у меня в прошлом тётушка, да ещё и Царица-Императрица?

Ну, так получилось. Запутанная и неясная для меня история со мной приключилась. Жил-был и вдруг умер «ТАМ», в 2027 году. И вдруг «вселился» здесь, в 1739 году. В мальчишку совсем. Десять с лишним лет от роду. Мать мальчика, в тело которого я тут угодил, Анна Петровна, была Елизавете Петровне родной сестрой и дочерью Петра Великого. Императора Всероссийского. Так что я получился единственным Наследником Русского Престола. Единственным. Хоть после Елисаветы Петровны, хоть после Иоанна Антоновича. Много ещё тех, кто считает двухлетнего Императора Ивана III законным Правителем России. Анна Иоанновна его в завещании указала и происходит тот от старшей ветви Романовых. Даже не знаю, жив ли он до сих пор. Тётушка не говорит.

Не знаю. Но пока он жив — мы с тёткой на прицеле.

Так что надо будет узнавать.

Во многих же знаниях — многие печали, как говорится.

Я здесь вообще ходячая «Советская энциклопедия», вечно слежу чтобы о чём лишнем не проговориться. Такие дела.

Императрица смаковала чай.

— Петруша, это просто божественно! Как тебе удаётся? Ведаю что ни в Вене, ни в Париже так не умеют.

Чуть не сорвалось с языка, что воду нужно кипятить. Но, поймал себя за язык и лишь улыбнулся. Вена и Париж не в счёт. Сам же тёткиного кофешенка учил, он у неё не идиот, хоть и проходимец.

— Матушка, нет никакого секрета. Просто у нас в Киле был путешественник из Китая. Они умеют заваривать чай. Я просто подсмотрел и всё.

Кивок снисходительно-пытливый.

— А ты глазастый, Петруша. Всё примечаешь.

— Что вы, Матушка. Просто попробовал чай и спросил, как он заваривается. Негоциант рассказал, но, я с первого раза ничего не понял и не запомнил. Тогда он несколько раз показал. Вот и всё, Матушка. Его чай был лучше и вкуснее, но я не помню всего.

Усмешка.

— Да, даже боюсь предположить, каким этот напиток должен быть на самом деле.

Вздыхаю.

— Да, Матушка. Нужно выписать китайских мастеров чайных церемоний. Мне пока удалось только приблизится к тому вкусу.

Императрица рассмеялась.

— Да, я видела сегодня.

Конечно, меня, Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского, никакой китаец не учил. Не было их в Европе. Да и португальцы с англичанами не учили. Я в той, прошлой будущей жизни, много ездил и много, где был. Профессор теплотехники Екатеринбургского университета, пока здоровье позволяет, помимо преподавания, постоянно весь в разъездах и экспедициях. Волга. Урал. Сибирь. Монголия. После Перестройки вся Европа, Штаты, Индия, Япония, Китай…

Подсмотрел. Увидел. Научился.

Впрочем, так, как мы сейчас пьем с Императрицей, меня мой дед мореман учил заваривать. По-китайски мне не понравилось.

Теперь я здесь. В этом времени.

Сейчас вот шары воздушные запускаю, планы строю, паровики разрабатываю.

Наследник корон России и Швеции. Герцог Голштинии. А ещё, как в еврейском анекдоте, «я шью» и даже «вышиваю». Деньги нужны на опыты и изыскания. К тому же медик я здесь. Не было в Кильском университете факультетов физики, химии и теплотехники.

— Петруша, не тянет больше в баталии?

Хитро смотрит на меня.

Вот, коза-дереза.

— На всё ваша воля, Матушка.

— О тебе много реляций похвальных приходило, что доблестно сражался под Гельсингфорсом. И ещё идут. Ласси вот вчера лично сказывал.

Качаю головой.

— Нет, Матушка. Там не было особых моих заслуг. Ночь, темно, шум. Я ничем не отличился.

— На тебя попытались набросить сеть и увести в шведский плен.

— Я этого не знал, Матушка. Тогда. Просто что-то в темноте прилетело, и я запутался. В руке была пехотная полусабля, которую именуют бебут, ну, я и пытался освободиться. По ходу дела в кого-то ткнул саблей в темноте. Вот и весь подвиг, Матушка.

Усмешка.

— Говорят, что ты заколол пять опытных шведских бретёров, которых послали взять тебя в плен.

— Нет, Матушка, это неправда. Это солдаты сочиняют.

— Не пять?