Красавчик. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин Страница 19

из-под ног песок. Я посмотрел ей вслед. Проследил за тем, как Кудрявцева обогнула полуразрушенную крепостную стену по дуге (с противоположной от моря стороны). Выждал, пока её укутанная моей футболкой фигура отдалится от крепости на десяток метров. Повернулся к уже шагавшему по морской пене Порошину. Увидел, как Пётр стряхнул с рук воду – ветер подхватил эти капли и окатил ими мой живот и джинсы.

Порошин указал рукой на ещё не скрывшуюся в темноте Валентину и спросил:

– Это была Кудря? Я правильно понял?

Я кивнул, продублировал ответ вслух:

– Да. Она.

– Чего она так рванула? Я вам помешал?

– Пошла за своей одеждой, – ответил я.

Увидел на лице Порошина ухмылку.

– Она что… голая здесь была? – спросил Пётр.

Он взглянул на удалявшийся от нас по песку пляжа женский силуэт.

Я дёрнул плечом.

– Не там на берег вышла, – сказал я. – Испугалась медуз. Я одолжил ей свою футболку.

Порошин снова окатил меня брызгами.

– Серёга, ты парень не промах, как я посмотрю, – заявил он. – Поиски невесты не затянул. Молодец.

Пётр улыбнулся, поднял с земли свои «семейные» трусы. Он натянул их на себя, щёлкнул резинкой.

– Серёга, ты это… – сказал Порошин, – не обижай Кудрю. Ладно? Она хорошая девка. Подруга моей жены, сам понимаешь. Мне Ольга из-за неё всю плешь проест… если что. А оно мне надо?

Пётр дёрнул плечами.

Я взял в руки кроссовки, стряхнул с них песок и пообещал:

– Не обижу, Петя. Не волнуйся.

* * *

В жилой корпус мы сразу не пошли – прогулялись втроём по тихим почти безлюдным аллеям вокруг пансионата. Кудрявцева неспешно вела меня и Петра под руки, загадочно улыбалась, слушала наши рассказы. Порошин оказался любителем футбола. Болельщиком московского «Торпедо». Я разочаровал Петра тем, что за футбольными матчами не слежу (расстановку команд в турнирной таблице чемпионата СССР я видел вчера в газете, но помимо этого не знал о нынешнем футболе почти ничего).

Зато я выдал Петру и Вале длинную и эмоциональную лекцию о завершившемся недавно в канадском городе Эдмонтон чемпионате мира по вольной борьбе. Едва ли не дословно повторил своим спутникам услышанный в поезде от моржеподобного попутчика рассказ о достижениях советского борца «вольника» шестикратного чемпиона мира Александра Медведя. Описал события недавно завершившегося чемпионата мира по шахматам, где «Спасский прервал шестилетнее господство Петросяна»…

К спавшим на диване в жилом корпусе пансионата детям и к их дремавшим в креслах мамам мы вернулись в полпятого утра. Зевали, потирали глаза. Расселись около окна – к нашим беседам присоединились пробудившиеся Ольга и Рита. В восемь часов утра мы оставили Ольгу Порошину и всё ещё спавших на диване детей около наших вещей. Вчетвером отправились на поиски администрации пансионата. Уже пробудившиеся отдыхающие проводили нас к спрятавшемуся за кронами плакучих ив зданию.

* * *

Я благородно пропустил «вперёд» Порошина и его спутниц. Ждал на улице (в тени от ветвей ивы) пока Пётр, Валя и Рита отмечали в администрации путёвки и получали направления в жилые комнаты. Рассматривал установленные перед входом в здание администрации информационные стенды. Наклеенные на деревянные щиты плакаты вновь напомнили мне о том, что Сергей Петрович Порошин не ошибся: поезд действительно увёз меня со станции Пороги в советское прошлое.

Я медленно поворачивал голову, пробегался взглядом по пестрившим оттенками красного цвета плакатам. Рассматривал многочисленные серпы и молоты. Читал: «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья!», «В сберкассе деньги накопила, путёвку на курорт купила!», «Солнце, воздух и вода – могучие целебные средства природы: укрепляют и закаляют организм человека, предохраняют…», «Здоровый дух требует здорового тела», «Да здравствует коммунизм – светлое будущее всего человечества!»

На встречу с чиновниками пансионата я отправился уже не просто кандидатом в отдыхающие – бывшим пионером-активистом, сыном и внуком идейных коммунистов. Встретился с круглолицей немолодой женщиной – представительницей местной администрации. Поговорил с «администраторшей» с глазу на глаз. Портреты Ленина на советских купюрах, моё красноречие и обаяние вновь сработали – после получасовой беседы я узнал у приветливой круглолицей начальницы номер своей комнаты.

* * *

Заметил появившееся на лице Валентины Кудрявцевой разочарование, когда та узнала: мы поселимся на разных этажах жилого корпуса. Семье Порошиных досталась четыреста пятая комната. Валентине, Рите и Василию выдали направление в четыреста седьмую. Обе эти комнаты были на четвёртом этаже. Моя же комнатушка располагалась на втором: двести семнадцатая. Мне предстояло делить её с двумя пока безымянными соседями.

Плечо к плечу с Кудрявцевой я прошёл к жилому корпусу сквозь толпы отдыхающих, двигавшихся в направлении пока недоступного нам здания столовой (представительница администрации порадовала, что завтрак сегодня нам не полагался). Я попрощался с Порошиным и с его спутниками до обеда. Заверил их, что сегодня мы с ними обязательно встретимся снова (в столовой и на пляже) – заметил на лице Валентины хитрую улыбку.

В комнату меня впустила хмурая вахтёрша. Она же вручила мне и ключ от замка – здоровенный, будто от гаражных ворот. Я перешагнул порог, вдохнул аромат мужского одеколона. Отметил, что в воздухе комнаты нет запаха табачного дыма. Взглянул на аккуратно заправленные кровати своих соседей (тех сейчас не было в комнате: ушли на завтрак). Поставил рюкзак на незанятую кровать. Оглядел тесную, но светлую комнатушку.

Три металлические кровати, шкаф, три тумбочки и стол… с единственным стулом (на спинке которого висело грязно-белое полотенце). На окрашенной в голубой цвет стене я заметил с десяток уже подсохших комариных трупов – некоторые трупы застыли в ореоле кровавых пятен. Балконная дверь слегка приоткрыта – за окном, подобно знамёнам, покачивались на бельевой верёвке тёмные мужские плавки в количестве двух штук.

Я вышел на балкон. Зажмурился от яркого света: солнце зависло в безоблачном небе точно напротив окон пансионата – словно подглядывало за отдыхающими. Я зевнул, проводил равнодушным взглядом крикливых чаек, что кружили в воздухе. Взглянул на видневшуюся за верхушками деревьев гладкую поверхность моря – оно сейчас не походило на то море, которое я видел ночью (тёмное, загадочное, исчерченное блестящими волнами).

Вернулся в комнату. Скрипнул пружинами кровати, вынул из рюкзака подаренные мне Сергеем Петровичем пластмассовые шлёпки с адидасовским логотипом, бежевые найковские шорты, чистую белую футболку и трусы-боксеры китайского пошива. Спрятал в рюкзак джинсы и кроссовки. Уже через минуту обнаружил, что из крана в душе текла лишь холодная вода. Выругался: неоднократно и громко. Скрипя зубами, всё же смыл с себя грязь и морскую соль.

На завтрак я доел остатки пайка, полученного от Сергея Петровича. В поезде я его почти уничтожил. Потому