Патриот. Смута. Том 8 - Евгений Колдаев Страница 17

Повисла тишина. Люди переглядывались, но молчали. Думали, государь, тот, кого уже все войско признало Царем, такую речь затеял, зачем? Чего ждать?

— Господарь. — Подал голос Чершенский. Все же меня он знал дольше, и переглянувшись с сотоварищем, взял слово, поднялся. — Я за всех сказать не могу. Но так скажу. Коротко, как мыслю. Я же, человек простой. Да и все мы, казаки, такие. — Он кашлянул в кулак. — Мы… — Уставился мне в глаза прямо, от души говорил. — Мы за тебя бьемся. Видим, что человек ты… Господарь ты, чего уж здесь. Государь, Царь наш. Такой, какого на свете искать, не сыскать. — Он перекрестился, стоя вполоборота за столом, поклонился мне. — С уважением всем за тебя мы стоим. А еще. Бьемся мы за веру православную. Татарву-то мы с тобой били рука об руку. Кровь вместе проливали.

Я слушал пристально, смотрел на него.

А он, переведя дыхание, продолжал.

— Хотим мы, думаю я так. Чтобы закон какой-то был. Порядок. — Он вздохнул. — Я слов умных не знаю, грамоте-то особо не обучен. Но так мыслю. У нас же беглых людей на Дону. Да считай каждый. Может, не в первом поколении, а во втором, так точно. А раз бегут люди с Руси, значит, закона нет и порядка. Что-то не так во владении государевом. Коли тати только бы бежали, то мало бы их было. А нас-то. Рати большие. И чем дальше, тем больше там и холопов боевых, послужильцев и дворян даже, обедневших, разорившихся и однодворцев, ну и холопов, этих то вообще много, крестьян бывших, кто посмелее и в казаки-то подался к нам.

Замолчал, помялся, продолжил, собравшись с мыслями.

— Мы же за веру, защитой землям московским стоим. Пока татары через нас пройдут, ух… — Кулаком он потряс. — Кровью обольются. Но, нам от этого что? Припас какой-то, конечно есть. Присылают что-то. Но, чтобы бить поганых, мыслю, больше надо.

Тяжелый вопрос я затронул, но нужно его как-то было решить.

— Говоришь ты про волю и про закон, про порядок, А что, если так выйдет, если воли вас всех лишить? — Я смотрел на него пристально. — Закон же он порядка требует. Ты же сам говоришь. А это власть. А власть, это все меньше воли.

В глазах его я злость увидел. Все же говорить, что кого-то из казаков воли лишить дело тяжелое. Но, собрался он, вновь заговорил, слова подбирая.

— Мудр ты, Игорь Васильевич. Говорю, мыслей толковых и речей нет у меня. И порядок нужен, и воля казаку потребна. Без нее, не казаки мы, а неведомо кто. Не гневись, но мыслю так. Коли воли лишить нас захочешь. Даже ты, государь. Восстанет казак. — Он поклонился. — А как сделать то, что сказал я про порядок и про закон, и с нами, как быть, то тебе решать. — Он перекрестился и вновь поклонился. — Я-то и люди мои тебе свои жизни вверяем. Но атаманов-то много. А все они люди вольные. И тут, как повернет. Я только за своих говорить могу. Мы, служим тебе. Видим, что достойный ты человек, сверх меры. — Вздохнул, добавил. — Праведный.

Межаков поднялся молча, перекрестился, поклонился, проговорил тихо.

— И я с тобой, господарь. И люди мои. Но воли не лишай нас. Беда будет.

М-да, поговорили. Так ничего и не понятно. Как закон установить так, чтобы этих воли не лишить, но и в общую канву государственного управления включить. Опыт царя Петра перенимать надо. Но там сто лет было сближения. Сто долгих, сложных лет.

Но, мысль-то в целом есть. И в чем-то казаки правы были.

В основном в том, что люди-то к ним бегут не от хорошей жизни. А если житье на землях, уже полностью подконтрольных Москве, станет добрым и спокойным, если есть людям будет вдосталь, простым. Если не будет служилый человек маяться и думать, как ему воевать с врагами, когда и коня нет и доспеха, и сабли-то толком тоже. А только копье да лук со стрелами. Тогда и бежать на Дон не будут. А может, наоборот, обратно потянутся.

А по опыту историческому, прикармливая все эти вольные поселения, их можно постепенно все плотнее втянуть в сферу влияния. Города построить для торговли. Закрепиться. Снабжать против татар и турок. Использовать как военное сословие. Выдающимся давать земли и все больше и больше поджимать, и делать частью государства российского.

Так было и сделать также нужно. Только, видимо, процесс ускорить. А для этого ресурсы нужны. Но, если мы сейчас Смуте конец поставим в десятом году. Все же не так обезлюдеет земля, и не так уж пострадают поместья.

Да и на бояр, я все больше думал, что управу нужно искать.

Выйдя из раздумий, глаза поднял на собравшихся, окинул взором.

— Спасибо, собратья. Не держу боле. Если кому, что есть сказать, мысли какие, идеи предложить. Завтра поутру жду. А сейчас, отдыхать. — Взглянул на Романова. — Ты, батюшка Филарет, может быть в городе останешься, чего тебе в монастырь-то?

— Да мне на коне в радость, государь. — Он поклонился.

Все стали расходиться, только Ляпунов как-то замешкался, замялся, поглядывал на меня.

— Чего хотел, Прокопий Петрович?

— Я бы еще у тебя немного времени отнял, господарь. Стариковской мудростью поделился бы. Ты вот про казаков спросил, а я… Я про… — Он покосился на выходивших, голос понизил. — Про бояр и предка твоего, Ивана Великого, Грозного.

Я вздохнул, отдохнуть-то мне хотелось, но раз человек просил, отказать как-то нелогично было. Видимо, важное, нужное дело донести хотел.

— Говори, раз желание есть.

— Да… — Протянул он, дождался пока весь мой офицерский корпус покинет помещение. Начал. — Я же родился в год, когда взошел он на престол. Старый я, видел многое и вот все думаю. — Вздохнул. — Выходит же как-то так, что вроде бы бояре от царя ужасов натерпелись, как молва говорит. Говорят они, жесток он был сверх меры к ним. Опричнина опять же.

Я смотрел на него, наблюдал. Видел, что как-то действительно хотел он поделиться со мной этим. Не убедить, не уговорить что-то сделать, а рассказать некое свое видение ситуации. Версию прошлого, близкого к нему.

— Ты-то, человек молодой. Хоть и мудрый, но всего-то не знаешь. — Поднял глаза, взглянул. — А я, старый я. И чем старше становлюсь, все думаю и думаю. А была ли жестокость? Если так подумать, то за время Смуты, сколько народу померло-то? В боях бессмысленных. Да что там… Один боярин, Шуйский. Взял, да и людей поднял на кого? Да на царя, что на