Возвращение в золотой край - Алекс Русских Страница 17

- Слушай, - говорит мне Михаил с блеском в глазах, - Время есть. Не в службу, а в дружбу, сходи к Игорю. Сам боюсь уходить, вдруг посадку раньше объявят? Возьми десяток бутылок «Посольской», если нет, то «Столичной». «Посольская» по шесть сорок. Еще коньяка бутылки три, я видел, там «Нистру» разгружали. Так, это шестьдесят четыре рубля и три по тринадцать восемьдесят.

Мужик задумался на несколько секунд, потом продолжил.

- Это сто пять сорок. Игорю десятку накинешь и тебе двадцать за помощь.

Он быстро отсчитал несколько червонцев от толстой пачки.

- Здесь сто сорок. Этого хватит с лихвой.

- Коньяку одну бутылку оставишь, потом Константинычу передашь от меня. Лады?

Я подумал, чего кобенится? Да и Ксаныч доволен будет. Опять же – вчера двадцать, сегодня двадцать, считай, на жизнь заработал.

- В самолет-то пустят с таким грузом? – спросил на всякий случай.

- Да без проблем!

- А тащить в чем?

- Момент!

Смотрю, из сумочки Мишаня черный рюкзачок вынимает из тонкой ткани, похоже, нейлоновый. По нынешним временам дефицитная вещь, ни у кого такого не видал пока.

- Сюда двенадцать бутылок плотно входят – проверено! А еще одну вон, в карман куртки всунешь.

- Я если посадку объявят сейчас?

- Тогда никаких к тебе претензий, что хочешь, то и делай с водкой. Хоть сам пей, хоть продай. Ничего ты мне не должен, - Миша даже руками развел, показывая, что никаких вопросов не будет.

Я смотрю, все у него продумано. Ладно, на таких условиях грех не согласится.

- Жди меня и я вернусь, - сказал и отправился в магазин.

***

Товаровед ничуть не удивился, когда я, предварительно постучав, зашел к нему в кабинет. Словно специально дожидался. Оставил меня в помещении, через минут десять вернулся, с натугой таща прижатый к обширному пузу деревянный ящик из-под лимонада, только с водочными бутылками внутри.

Нашлась и «Посольская» и трехзвездочный молдавский «Нистру». Пузан отсчитал бутылки, принял деньги, включая благодарность сверху, даже отсчитал сдачу и помог запихать тару в рюкзак. Двенадцать бутылок, кстати, не влезли, только одиннадцать, но так плотно, что даже не звенели. Два пузыря с коньяком я затолкал в карманы куртки – они оказались такими глубокими, что тара отлично вошла, даже видно ее не было.

Ну, не сказать, что шибко тяжело. Это что получается? Каждая бутылка – это грамм триста пятьдесят, вместе с содержимым будет грамм восемьсот пятьдесят. Тринадцать пузырей потянут примерно на одиннадцать кило. Для крепкого парнишки ни о чем.

Бодрым шагом дошагал до здания аэропорта. На нашем месте Михаила не оказалось. Здрасьте, пожалуйста.

- Так он на посадку десять минут назад пошел! - ответил на расспросы развалившийся в соседнем кресле мужчина с каким-то потерянным выражением на лице, - Объявили, что технические проблемы решены и пассажиров просят на регистрацию.

Бросился в буфет – в окно увидел, как народ исчезает в чреве аэродромного автобуса. Миша меня заметил – пожал плечами, мол, что поделать, потом помахал рукой, прощаясь, и скрылся в дверях машины.

Ну, весело. Пойти вернуть бухло товароведу? Наверное, примет, десятку ему оставлю. Выйдет сотня рублей с лишком. Ну, вот и проблема с деньгами решилась, теперь точно до октября хватит.

Я вернулся к рядам кресел, к счастью мое сидение еще никто не занял. Надо подумать. Пожалуй, точно сдам, зачем мне эта водка. Хотя, пару бутылок коньяку оставлю – одну, как говорил Миша, отдам Ксанычу, а вторую приберегу на всякий случай, вдруг пригодится где-нибудь проставиться.

- Молодой человек, можно к вам обратиться? – как-то не очень решительно произнес давешний пассажир, отвлекая меня от мыслей.

- Да? – я посмотрел на мужчину.

- Я случайно слышал, как ваш спутник посылал вас в магазин. Я так понимаю, водка вам не нужна. Может, вы продадите ее мне?

Судя по построению фраз, мужик явно из интеллигентов. И не такой он и старый, просто лицо худощавое, обветренное, явно на свежем воздухе работать приходится. Лет тридцать ему, пожалуй. И одет очень даже хорошо – приличный костюм, или импортный или пошитый на заказ, плащ точно заграничный.

- Вы не подумайте, - виновато улыбнулся мужчина, - Я не алкоголик и не бич, но жизнь иногда поворачивается так, что хочется забыться.

- Меняю водку на красную икру, - деловито добавил он, пытливо посмотрев на меня, - Три трехлитровые банки.

Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд. Надо сказать предложение неожиданное. И даже немного странное, все же столько икры стоит намного больше, чем даже десять бутылок. В чем подвох?

- Я бы купил и в магазине, - опять заговорил мужчина, - Но почти все деньги отправил переводом.

- Хорошо хоть на свое имя, - со смешком продолжил он.

- Я вижу, вы колеблетесь, давайте пройдемся по улице, я вам все объясню. Меня, кстати, Иван Петрович зовут. А вас?

***

- Да вставай ты, соня! Трамвай дальше не идет, твоя остановка.

Меня опять начали пинать. Да сколько можно! С трудом открыл глаза. Ангар какой-то – стены из металлических листов переходят в сводчатый потолок.

Рядом стоял мужик в летной форме и с веселым лицом.

- Ну, ты горазд спать! Два раза приземлялись, а ты все дрыхнешь как сурок. Давай, собирайся, да на выход. Я тебя выведу, а там уже сам доберешься, - сказал он мне.

- Подъем, подъем, не копайся, пять минут тебе, - еще раз повторил он.

Хлопнула дверь. Я осмотрелся, не понимая, где я и как здесь оказался. Ох, ты, да это же самолет грузовой! То-то ангар какой-то странный – я в грузовом отсеке. Спал я на старом матрасе, брошенном прямо на стальной пол.

Кое-как поднялся. Голова побаливала, как после основательной пьянки. Водички бы. У стены стоял черный рюкзак. Мой или не мой, что-то не помню, чтобы у меня раньше была такая вещь? На всякий случай не стал трогать. А жарко здесь. Снял с себя ветровку, перебросил через руку.

- Все, пришел в себя? – в отсек снова вернулся давешний летчик.

- А чего вещи не берешь? Не забывай, - он кивнул головой на мой рюкзак.

Ну, раз мой, значит, беру. Я наклонился за рюкзаком, оказавшимся неожиданно увесистым. На спину забрасывать не стал, потащил в руке, взяв за лямки.

Спустившись по трапу, оказались на обширном летном поле, залитом солнцем.

- Где я? – вопрос не давал