Князь Серебряный - Андрей Готлибович Шопперт Страница 17

На деле всё оказалось гораздо дольше и сложнее. Митрополит Макарий в этот раз выделять из монастырских запасов бесплатно зерно и муку не стал. Жадина — говядина. Пришлось покупать, а деньги просить у брата, а тот у Думы. Дядья, что теперь были как бы главными в Думе, из запрошенных ста пятидесяти рублей на обзаведение выделили девяносто. Странная цифра. Не сто, а именно девяносто. И почти все они ушли на заказ ещё одного фальконета, одного миномёта и мин пару десятков к нему. А, ну ещё порох тоже кучу денег съел. На продукты не хватило денежек и пришлось их брать у монасей в долг. Те требовали рассчитаться к середине лета стеклом и витражами, в два раза занизив их стоимость, которую первоначально Юрий затребовал.

Боровой с удовольствием бы начал шашкой махать, стяжательство это отсекая, но вынужден был смириться. Ни монасей дразнить не хотелось, ни через них митрополита. Правда, тут же Вселенная ответила. Ляпунов сообщил, что хлеб чуть не в два раза в цене за неделю поднялся. Получилось, что игумен Кирилл и не выиграл ничего. Вздорожание это было понятно. Приличную судовую рать отправляли к Казани. И они увозили с собой припасы, в том числе и хлеб во всех видах от зерна до сухарей. Как тут ему не подорожать⁈

Потом задержка образовалась с выделением четверых воев из отряда Ляпунова, что должны были с ним ехать в Калугу, и там, во время сплава по Оке, учить людей сотника Тимофея Скрябина стрелять из миномёта и фальконета. Люди собраться должны, наказы домашним дать, в церкву сходить. Три дня потерял Боровой только из-за того, что сбор этой четвёрки заранее не объявил, припасы думал важнее.

Наконец, восемнадцатого марта, как всегда, длиннющий обоз двинулся на юг. И уже в пяти верстах от Москвы Юрий понял, что лёгкой прогулкой этот поход не станет. В самую распутицу они выехали. Телеги перегружены, и они по оси садятся в колеи, в коричневую жижу. И грязь эта настолько липкая и холодная, что лезть в колею и вытаскивать из неё застрявший воз очереди из желающих не было. Все стремились лошадь под уздцы взять и тянуть, чем плечо под телегу подставить.

Весь первый день Юрия Васильевича грызло предчувствие, что зря он в это дело, ослушавшись брата старшего, дядьёв и митрополита, лезет. Даже если исходить из постулата, что победителей не судят, то всё равно — это и неуважение к власти, и к брату, и к церкви в лице Макария. Обидятся. Отправят на Валаам или Белоозеро грехи замаливать. Это если не убьют. А если убьют, то могут и дальше Соловков послать. На Шпицберген или Новую Землю. Во! В Мангазею златокипящую. Умирать и не очень хотелось. Можно ещё помучиться. Годков семьдесят. А чего, Грозный при ужасном образе жизни до пятидесяти четырёх дожил, а если следить за собой и яды больше не кушать, почему до восьмидесяти не дотянуть? Эвон, Исаак наш Ньютон, который лет через сто родится, дожил до восьмидесяти пяти. Так это в Англии с её ужасным климатом. А тут зимой снег, летом тепло, а весной… нда, вот весной холодная грязь. Прямо как в Англии.

На ночёвку уже вечером поздним остановились в лесу почти. На опушке. Хотели на своём обычном месте заночевать, а из-за постоянно буксующих телег припозднились. Из пацанов Боровой взял с собой только четверых, остальные двадцать человек должны в Кондырево через неделю отправляться, а этих Юрий забрал с собой, чтобы они начинали после зимы, дома протапливать и, вообще, порядок в лагере наводить и на спортплощадке.

Добрались, наконец, до места, и ратники стали лагерь обустраивать, а потешных Боровой отправил валежник собирать. Сам же уселся у небольшого костерка, быстро разведённого братом Михаилом, согреться.

Монах водрузил над начинающим разгораться костром на рогатке котелок медный для чая травяного, а Юрий откинулся на спинку шезлонга и ноги вытянул к огню. Что-то мешало спине, какой-то острый предмет. Пришлось встать и посмотреть. Под шезлонгом оказалась шкатулка деревянная с окованными медью углами, та, в которой он хранил оба пистоля и пороховницу, как и небольшой запас свинцовых пуль под оба калибра. Почему брат Михаил не занёс её в палатку было непонятно. Но раз оказалась под рукой, то Юрий решил, как всегда в путешествии, перед ночёвкой оба пистолета зарядить. Да, на них ни разу никто не напал. Преувеличивают, как всегда, количество разбойников на необъятных просторах нашей Родины. Ну, или у них отряд слишком большой всегда, и разбойники не дураки, на силу не попрут.

Юрий, не спеша, смазал стволы маслицем, потом тряпкой специальной из мягкой льняной ткани протёр их внутри и снаружи и стал заряжать.

Занятие требует сосредоточенности и аккуратности, и Боровой на пару минут выбыл из реальности. А вернул его потешный Егор начавший трясти его за плечо в тот самый момент, как Юрий пулю пытался в ствол большого одноствольного пистоля запихать. Пуля была чуть большевата, и в ствол залезать не спешила.

Рожа у Егорки была красная, он кричал чего-то прямо в лицо князю Углицкому, брызгал слюной и махал руками в сторону леса, куда пацаны пошли за хворостом. Юрий туда глянул, выронив пулю, и увиденное ему не понравилось. Из леса без всякого хвороста бежали остальные трое его потешных и махали руками, и видимо кричали, стремясь привлечь к себе внимание. Надо отдать должное пацанам, это у них получилось, сонный лагерь резко пробудился.

— Что случилось? — Боровой вопрос-то задал, но привык, что ему никто не отвечает. Организовали, понимаешь, заговор молчания, — Скажи Матвею! — Матвей Ильич Коробов — это старший у четверых дворян, что с ним отправились.

Однако видно крики пацанов уже известили и Коробова, и остальных дворян, что случилось, так как они бросились к своим возам и стали лихорадочно заряжать пищали.

— Хрена се! — Боровой оттолкнул пацана, — Заряжайте тромблоны.

Сам же принялся искать упавшую на землю пулю, потом бросил это занятие и схватил из коробки следующую. Эта упрямиться не стала и легко вошла в канал ствола. Боровой пошурудил, запихивая её подальше шомполом и, вставив пыж, забил и его, чтобы пуля не выкатилась из ствола.

— Что случилось-то? — обернулся он к