Воронцов. Перезагрузка. Книга 4 - Ник Тарасов Страница 16

— Когда начнём? — спросил он деловито. — И какие условия?

Я тут же перевел все деловые стрелки на Фому (его же тоже нужно было подымать) и добавил уже Игорю Савельевичу, что доверие моё авансом, так как стекло — это уже не доски. Пусть пробивает пути реализации, но уже может быть не в Туле, а пора выходить на Санкт-Петербург. Тот согласился, так как товар был уж очень дорогой и специфичный.

— Поищите спрос на рынке на изделия из стекла, — сказал я, вспоминая, как учитель истории в школе описывал первые стекла как раз в эту эпоху в Питере…

Я сделал паузу, собираясь с мыслями. Странно было вот так, походя, упоминать о своей прошлой жизни, о школе, об учителях — обо всем, что осталось где-то там, за невидимой чертой. Но Игорь Савельевич и Фома, похоже, не заметили ничего необычного в моих словах — для них я просто как будто задумался.

— Знаю, что за небольшое стеклышко, в четыре-пять раз меньше чем наше, отдавали около десяти рублей за штуку, — продолжил я, стряхнув наваждение. — Поэтому смело могу сказать, что стартовая цена за наше стекло в пятнадцать рублей будет обоснована. Но обязательно торгуйтесь.

Игорь Савельевич присвистнул и покачал головой, явно пораженный названной суммой. Его глаза загорелись азартом — я видел, как в них мелькали цифры, и он, вероятно, уже подсчитывал возможную прибыль.

— Пятнадцать рублей за стекло… — протянул он задумчиво, теребя бороду. — Дорого, Егор Андреевич, ох дорого… Но качество соответствует, да размер впечатляет… В Петербурге на такой товар спрос особый будет, это верно. Там ведь сейчас строительство идет, дворцы возводят, вельможи друг перед другом красуются — кто богаче, кто пышнее.

Фома смотрел на нас широко раскрытыми глазами, словно не веря тому, что слышит. Для него, суммы казались заоблачными.

— А что, Фома Степанович, — обратился к нему Игорь Савельевич, — справитесь с таким делом? Стекло — товар хрупкий, с ним не то что с досками обращаться нужно.

Фома выпрямился, расправил плечи. В нем будто проснулось что-то новое — гордость мастера, уверенность в своих силах.

— Справимся, Игорь Савельевич, — ответил он твердо. — С Божьей помощью да с советами Егора Андреевича все сладится.

Я с удовлетворением наблюдал за Фомой. Вот оно — начало возвращение купца в свою стезю, в человека дела. Именно такие перемены я и хотел видеть, когда затевал всю эту историю со стеклодувной мастерской.

Игорь Савельевич, не мешкая, извлек из внутреннего кармана кафтана кожаный кошель. Развязав тесемки, он отсчитал ровно тридцать рублей и выдал их мне.

— Это аванс, когда точная цена будет — рассчитаюсь окончательно — сказал он.

— По рукам, — я протянул руку, и мы скрепили договор крепким рукопожатием, как и положено в купеческом деле.

Затем Игорь Савельевич пожал руку Фоме, что для последнего было явно неожиданной честью. Фома даже слегка смутился, но руку протянул твердо, как равный равному.

— Да, еще узнайте у фармации, нужны ли им стеклянные бутылки, — добавил я, обращаясь к Игорю Савельевичу. — Может даже тут, в Туле. В них и лекарства, и настои разные хранить можно. А еще в виноделии тоже может быть спрос.

Игорь Савельич оживился еще больше. Его глаза заблестели предпринимательским азартом.

— О, это дельная мысль, Егор Андреевич! — воскликнул он, хлопнув себя по колену. — У меня как раз есть знакомый аптекарь, немец, Карл Фридрихович. Он давно жалуется, что бутылки для своих снадобий вынужден заказывать аж из самой Германии — дорого выходит, да и бьются в дороге частенько. А тут, если наладить производство рядом… Да и виноделы наши тоже будут рады. Они сейчас в основном в бочках держат, а для особых сортов, для подарков знатным особам — бутылки нужны, да покрасивее.

Я кивнул, довольный его реакцией. Все шло именно так, как я и планировал. Конечно, я мог бы рассказать ему куда больше о перспективах стекольного дела — о витражах для церквей и дворцов, о зеркалах, которые в эту эпоху ценились на вес золота, о хрустальной посуде, что вскоре войдет в моду у аристократии. Но лучше было действовать постепенно, шаг за шагом, не пугая слишком смелыми идеями.

— Вот это я понимаю! Егор Андреевич, да вы… вы просто клад для нашего города! С такими мыслями, с такими знаниями! — сказал Игорь Савельевич, потирая руки.

— Не преувеличивайте, Игорь Савельевич, — я скромно улыбнулся. — Просто стараюсь применить знания с пользой. Ну что ж, договорились мы с вами. Будем ждать вестей из Петербурга, а пока продолжим совершенствовать производство.

Мы еще раз обменялись рукопожатиями, и проводили Игоря Савельевича.

— Егор Андреевич, — проговорил Фома, когда мы остались одни, — неужто и впрямь такие деньги за стекло платить будут?

В его голосе слышалось сомнение, смешанное с надеждой. Я положил руку ему на плечо.

— Будут, Фома Степанович, будут, — ответил я уверенно. — И даже больше. Ты еще не представляешь, какое дело мы с вами начинаем. Стекло — это будущее. И мы стоим у истоков.

Фома задумчиво покачал головой, пытаясь осмыслить всё происходящее. Для него такие перспективы казались почти сказочными.

— А не боязно вам, Егор Андреевич? — спросил он вдруг. — Дело-то новое, непривычное. Вдруг не выйдет?

Я улыбнулся, глядя на его озабоченное лицо.

— Боязно, Фома, конечно боязно, — ответил я честно. — Всякое дело страх вызывает. Но если страха бояться — так и с места не сдвинешься. А мы не просто деньги зарабатываем — мы историю делаем. Может, через сто лет вспоминать будут: вот, мол, были в Туле мастера, что первое русское стекло выдували. И имена наши в тех рассказах будут.

Глаза Фомы загорелись при мысли о такой исторической перспективе. Он выпрямился, расправил плечи, и я увидел перед собой будущего промышленника, человека дела.

Когда Фома вышел, я быстро сделал несколько чертежей на оставшейся парусине, где изобразил точно такие же формы для бутылок, как сделал кузнец, только по четыре штуки в одной форме, но размером меньше каждая раз в пять (это указал отдельно). Кликнул Митяя, велев тому отнести кузнецу, пока мы собираемся и дал задаток в десять рублей, чтоб тот сделал две таких формы и