По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко Страница 15

— Конечно, Паша. Будем жить! — Максим решил, что использовать знаменитую фразу из фильма, который снимут только через тридцать два года, не грех [2]. Поёт же он песни из будущего. И они поддерживают людей, воодушевляют, дают надежду. Это главное.

— Будем жить, — с удовольствием повторил командир полка майор Коробков. — Это ты хорошо сказал. Да, ещё вопрос. Ты коммунист?

— Комсомолец.

— Но комсомольского билета нет, — констатировал Коробков. — Всё равно встань на учёт. Обратись к лейтенанту Игорю Никанорову, ты его знаешь, он комсорг полка. Пусть решит вопрос.

К десятому сентября положение на фронте ухудшилось катастрофически. Ещё седьмого числа вторая танковая армия Гудериана вышла к Конотопу. Девятого числа Конотоп и Чернигов пали.

Одновременно на юге, в районе Кременчуга, первая танковая армия фон Клейста вместе с семнадцатой армией вермахта форсировала Днепр, захватила плацдарм и пошла в стремительное наступление. Знаменитый «киевский котёл», в котором сгорели сотни тысяч советских солдат, не считая техники, начал приобретать свои кошмарные исторические очертания.

Благодаря КИРу Максим знал, что случится дальше.

Точно так же он и раньше знал про удары Гудериана, про форсирование немцами Днепра, про разгром и стремительное отступление советских пятой, тридцать седьмой, двадцать шестой, двадцать первой и других армий.

Он знал, что седьмого сентября, Семён Михайлович Будённый обратится в Ставку, предлагая немедленно отвести пятую армию, но получит отказ.

Двенадцатого сентября Будённого сместят с должности главнокомандующего войсками Юго-Западного направления, заменят на маршала Тимошенко. Тоже Семёна, но Константиновича. Это не поможет, и на следующий день, тринадцатого сентября, танки Гудериана выйдут к Лохвице. Клещи почти сомкнутся, вывести войска будет уже невозможно, а пятнадцатого сентября части пятой, тридцать седьмой, двадцать шестой и двадцать первой армий окончательно попадут в мешок.

Затем падёт Киев.

Всё это было Максиму известно. Но сделать он не мог ничего.

Хотя поначалу мысли были.

— Смотри, — излагал он свой план КИРу сразу после разговора с командиром полка. — По рапорту товарища майора меня отправляют в штаб дивизии, и там я немедленно требую встречи с высшим командованием. Под предлогом имеющихся у меня важных сведений. Архиважных!

— С высшим — это с кем? С товарищем Сталиным? — иронично осведомлялся КИР.

— Ну зачем сразу со Сталиным? С тем же Будённым. Или Кирпоносом [3], — энтузиазм Максима сдувался на глазах, он уже сам начинал понимать, что его план никуда не годится. Не план, а мечтания подростка, начитавшегося «попаданческой» фантастики, модной в первой половине двадцать первого века.

КИР почувствовал эту перемену.

— Понимаешь, да? — сочувственно спросил КИР. — Что ты скажешь, — правду? Как немцам? Так, мол, и так, я из будущего, дорогие товарищи предки. Летел на космическом корабле с целью мгновенно преодолеть пространство и попал в прошлое. Где корабль? Пришлось взорвать. В лучшем случае тебя отправят на психиатрическую экспертизу и объявят сумасшедшим. В худшем расстреляют, как шпиона и провокатора. Ни чудо-рубашка из поляризованного углерита, ни я не поможем. Но дело даже не в этом.

— Да, — вздохнул Максим. — Уже поздно. Будённый и так всё знает. Вообще все всё знают и видят, но каток истории просто так не остановить. Ещё неизвестно, что было в тех портфелях немцев, которые я захватил. Вполне возможно, детали немецкого наступления.

— Именно, — подтвердил КИР. — Более того, я в этом уверен. Но уже слишком поздно. Решения приняты, и всё случится так, как должно случиться. Ты можешь только приблизить победу. Насколько — не знаю, не думаю, что намного. На минуты. Возможно, часы. Но кардинально изменить ход войны, как и всей истории, ты не сможешь. Даже с моей помощью. Вспомни Единую теорию поля [4]. Сама реальность этого не допустит. Мироздание начнёт сопротивляться.

— Была такая старая фантастическая повесть братьев Стругацких, — вспомнил Максим. — «За миллиард лет до конца света». Там как раз мироздание сопротивлялось главному герою и его друзьям, когда они слишком близко подобрались к разгадке некоторых его тайн.

— Именно, — подтвердил КИР. — Как мы с тобой убедились на практике, путешествия в прошлое возможны. Но проверять на практике, можно ли его кардинально изменить, лично я бы не рискнул.

— Да и я, — сказал Максим. — Жизнь дороже.

— Причём не только наша с тобой, — сказал КИР. — Представь себе ситуацию. Ты говоришь, что из будущего. В качестве доказательства предъявляешь, например, углеритовую рубашку. А советские специалисты, которые начинают этой рубашкой заниматься, неожиданно гибнут при бомбёжке. Или ещё как-нибудь.

— Погоди, — догадался Максим. — Ты думаешь, мне удалось немецкий самолёт захватить не без помощи мироздания?

— А хрен его знает, — беспечно ответил КИР. — Может быть, нет. А может быть, и да. Загадка бытия, мать её. Остаётся одно. Незаметно приближать победу. В числе миллионов советских людей.

Временное удостоверение с печатью и подписью командира полка майора Павла Коробкова и даже фотографией 3×4 см. Максим получил в тот же день шестого сентября.

Приятно удивило, что удалось сделать фото — в полку нашёлся и фотоаппарат и человек, умеющий снимать и печатать фотографии, и даже все необходимые реактивы с увеличителем. Так что теперь у него в кармане гимнастёрки лежал фактически настоящий документ, удостоверяющий личность.

Из истории Максим знал, что в эти времена бумажным документам придавали чрезвычайное значение. Причём не только в Советском Союзе — во всём мире. Что совершенно естественно, поскольку бумага являлась основным носителем информации. «Без бумажки — ты букашка, а с бумажкой — человек!» [5], как говорят в народе. Выходцу из конца двадцать первого века, это до сих пор иногда кажется странным. Но он уже начал привыкать.

Комсорг полка лейтенант Никаноров, когда Максим обратился к тему с соответствующей просьбой, проблему решил быстро, по-военному.

— Тут и думать нечего. На ближайшем собрании примем тебя в кандидаты в члены ВЛКСМ, и все дела. В протоколе так и напишем — до выяснения обстоятельств, связанных с утратой документов. Я видел, каков ты в бою, сам тебе рекомендацию напишу. Вторую ещё кто-нибудь из наших даст. Годится?

— Вполне. Спасибо, товарищ комсорг.

— Какой я тебе