Телохранитель Генсека. Том 4 - Петр Алмазный Страница 15

— Управление собственной безопасности… — прочла вслух Джуна и тут же ядовито процедила:

— Поздравляю с новым назначением, хороший карьерный рост.

Меж тем опера аккуратно осматривали ящики комодов и столов, обыскивали шкафы. Я стоял рядом с Джуной и время от времени заглядывал в ее мысли. Они были то четкими, легко читаемыми, то вдруг закрывались и пробиться в ее сознание становилось почти невозможно. «Царица ассирийская» походила на сжатую пружину, когда милиционеры находились в одних местах, и расслаблялась, стоило только кому-нибудь из них сделать шаг в сторону. Я обращал внимание, в какие моменты «целительница» старалась воздействовать на оперов. Обыск все больше походил на игру «горячо — холодно». В момент наивысшей «закрытости» Джуны я сказал:

— Стоп, ребята, здесь тайник. Проверьте внимательней.

Джуна вздрогнула и посмотрела на меня с удивлением и даже ужасом. А я в ответ лишь многозначительно хмыкнул. Вот так-то — знай наших, великая гадалка!

Тайник обнаружили через пару минут. Пустота в стене за кроватью, почти на уровне плинтуса.

— Сами откроете, гражданка Давиташвили или будем ломать? — без всяких эмоций спросил следователь, но от меня не укрылось некоторое злорадство в его мыслях.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — изобразила искреннее недоумение Джуна. — Вы же понимаете, что это Арбат, старый жилой фонд. Здесь столько всего может быть с давних времен спрятано, о чем я могу даже не подозревать. Надеюсь, вы не будете мне предъявлять за все найденное в этих стенах?

— Значит будем ломать, — удовлетворенно хмыкнул следователь. — Не жалко вам? Все-таки такой ремонт сделали дорогой… Обои отличные… Сколько вы заплатили за обои?

«Так хорошо все придумали и так глупо все проср…», — подумала Джуна и сморщилась, как от зубной боли, когда опер начал ломать стену. Впрочем, хватило пары ударов, чтобы небольшая, оклеенная обоями, заслонка упала.

Следователь убрал упавший кусок и нашим глазам предстала ниша, под завязку забитая бархатными коробочками. Следователь сказал понятым приблизиться и под их взглядами, комментируя происходящее, открыл первый футлярчик. И, о чудо, в первом же лежало знаменитое колье Бугримовой.

— Товарищи понятые, прошу вашего внимания, — четко произнес следователь. — В нише обнаружены драгоценности… колье с камнями… — и он начал перечислять найденное. Оперативник тут же вносил все в протокол.

— Эти драгоценности принадлежат вам, гражданка Давиташвили?

Джуна отрицательно покачала головой.

— Попрошу вас сказать словами: да или нет?

— Нет!

С каждым новым вынутым из тайника предметом лицо Джуны становилось все грустнее. Но, читая ее мысли, я понимал, что ей жалко не драгоценностей, а того, что рухнул задуманный план. Собиралась нарядить в это богатство пьяную Галину, наделать компрометирующих фотографий, передать их иностранным журналистам, вместе с информацией о задержании Буряцы и перевозчика в аэропорту. И ничего не успела — слишком уж оперативно мы среагировали. Проходимка надеялась, что имеет в запасе гораздо больше времени.

Потом в мыслях Джуны вдруг всплыл еще один интересный, знакомый мне, персонаж:

«Не успела сфотографировать, так надо было хотя бы часть побрякушек переложить Галке в сумку. Впрочем, нет, такое все равно замяли бы… Так-так, что же теперь делать? Надо быстро перевести стрелки на другого. Раз Яша Ювелир замутил всю эту тему, пусть сам и отдувается. Я сидеть из-за него не собираюсь».

Быстро соображала Джуна, а я удивился, насколько лексика ее мыслей отличается от тех слов, которыми она разговаривала вслух. Аристократка, царица снаружи, а внутри словно зечка — «перевести стрелки», «замутил»…

— Вам раньше приходилось видеть эти драгоценности? — следователь задавал формальные вопросы, рассчитанные больше на понятых.

— Да. Мне их отдали на хранение, — Джуна не стала запираться. — Но я видела только те, что в коробке со стеклянной крышкой. А закрытые футляры никогда не открывала и не знала, что внутри. Это же не мои вещи. Это имущество Якова Броншейна. Он попросил ненадолго сохранить эти вещи, а я без всякой корысти, по доброте душевной, оказала ему эту услугу.

— Повторите, пожалуйста, еще раз для протокола. Кто именно отдал вам на хранение эти ювелирные изделия? Назовите фамилию, имя, отчество этого человека.

Джуна без всяких колебаний, даже словно обрадовавшись появившейся лазейке, повторила имя:

— Яков Бронштейн. Отчества его не знаю.

Следователь прокуратуры стал похож на служебную собаку, взявшую след. Яша давно уже был в разработке, но каждый раз, когда дело доходило до «горячего», хитрый еврей оказывался не при делах. Хотя чего удивляться, по соседству с его ломбардом имелось подпольное казино, в котором «расслабляются» очень непростые люди. Естественно, предупреждали о всех облавах, проверках и ревизиях.

Я направился к выходу. Следователь оставил оперов оформлять протоколы изъятия. Распорядился, чтобы доставили Джуну в КПЗ, а сам бегом метнулся следом за мной.

— Бронштейн давно уже в разработке, но все не было причины для серьезного обыска, а тут так подфартило, — следователь едва не потирал руки. — Коллекции черных бриллиантов в тайнике Джуны не обнаружили. Думаю, если сейчас максимально оперативно провести обыск у Бронштейна в ломбарде… Сделаем быстро, пока его снова никто не предупредил — наверняка успеем взять с поличным.

Прав был следователь и я решил поддержать его предложение.

С оперативниками, которые прибыли со мной с Лубянки, мы немедленно отправились на Архипова на автозаке. Автомобиль припарковали возле служебного входа в столовую. Оставив здесь двоих, я приказал брать всех, кто отсюда выйдет. Еще двоих поставил у подъезда, на который указали соседки с лавочки. Сам позвонил из автомата майору Трошину — старому «приятелю» Бронштейна, которого тот особо боялся.

Как раз подъехал следователь из прокуратуры, с новым ордером на обыск. Вместе мы прошли к подъезду, в котором находился ломбард.

Знакомая решетка, звонок. Сегодня Яша Ювелир не торопился открывать. Что ж, ждем…

— Будем взламывать, — громко сказал я. — Пусть подойдет участковый и слесарь из ЖЭКа.

— Не надо ломать двери, — послышался из темноты умоляющий голос Бронштейна.

Еврей, медленно передвигая ноги, кое-как одолел восемь ступеней из подвала и открыл засов.

— А нельзя ли вместо слесаря вызвать врача? — тут же попросил он. — Мне что-то очень и очень плохо. Что-то с сердцем и давление скачет, — он приложил руку к сердцу и весь скукожился, словно от боли.

Я почему-то не удивился, не заметив в мыслях Яши Ювелира настоящего испуга от происходящего. Удивление — да, но не испуг. Настолько еврей уже был уверен в