Ополченцы - Алексей Дягилев Страница 14

значит я дома под Новый год, жду постоянного клиента. Звонок в дверь. Открываю. В квартиру врывается существо, грязное, вонючее и зелёное. Первым делом бежит на кухню, быстро сжирает всё, что есть в холодильнике, сыто отрыгивает. Вихрем проносится по всем комнатам, выпивает все спиртосодержащие жидкости вплоть до духов. Ставит меня в позу бобра, долго имеет в обе дырки, забирает простынь и убегает.

— А простынь-то тебе зачем, — только и успеваю крикнуть я вслед убегающему по лестнице чудовищу.

— А это мне на подшив-у-у… — доносится снизу."

Лишь бы этого старшину в позу бобра не пришлось ставить. И человек чтобы хороший попался. Хотя бойцы почему-то старшину Панас Мойшевичем зовут, то ли прикололись, то ли и правда такое странное сочетание. Ну, так в армии ещё и звания существуют, дабы не вводить начальников в краску, а подчинённых не ставить в неловкое положение. Старшину я нашёл по запаху, в перелеске, там, куда меня и послали весёлые хлопцы, доберусь я до них, повеселятся они у меня, ох и научу кого-то «свободу любить». В батарее народу немного, найдётся и на весёлых свой находчивый. Колоритного типа мужик, сидел на пеньке возле пароконной повозки, и смачно чем-то закусывал. Судя по запаху, он ел самую кошерную пищу — сандвич с салом. Почему я подумал, что пища кошерная? А потому что на пеньке сидел явный представитель еврейского народа, чёрные волосы, карие глаза и выдающийся шнобель, не вызывали сомнений в его идентификации. Не хватало только пейсов и ермолки. Зато под носом росли усы, а-ля Тарас Бульба, ну а поясной ремень было неудобно затягивать на пивном животе. Шёл я как обычно, неслышно ступая по хвое, и если бы меня не подвел живот, который заурчал в самый ответственный момент, я бы успел подкрасться и незаметно стыбздить шмат сала, который лежал на пеньке рядом с ортодоксом. Но меня услышали чуткие уши, заметили зоркие глаза, жадный рот заглотил, оставшуюся половину трёхслойного бутера, а загребущие руки шустро убрали сало в командирскую сумку. И всё это одновременно. Сглотнув тягучую слюну и кинув руку к пилотке, представляюсь по всей форме.

— Товарищ, старший сержант, — разрешите обратиться? Помощник командира противотанкового взвода сержант Доможиров.

— Шо вы хотели, тавагищ Доможигов? — игнорируя звание, спрашивает старшина, вставая с пенька и стряхивая хлебные крошки с живота.

— Я пришёл насчёт котлового довольствия узнать, а то люди с утра не жравши, а обед уже кончился, — где мы можем сухой паёк получить?

— А вас уже поставили на давольствие? Документы есть?

— Должны были поставить, командир взвода этим занимается.

— Вот пусть командиг взвода с гасходом и подходит, если всё нагмально, вечегом накогмим. Шо-то ещё, а то у меня дела.

— Да нет, — замялся я.

— Тогда можете быть свободны, товагищ Доможигов.

Хрена себе, размышлял я, возвращаясь «не солоно хлебавши» к своим, «вот так сходил за хлебушком», вроде и не послали, а появилось такое чувство, что накололи. Больше всего я жалел, что не удалось умыкнуть шматок сала, желудок обиженно урчал, но пусть обломается, сам виноват, спалил меня на самом интересном месте. Вчера нас никто кормить не собирался, мурыжили своими проверками, сегодня до обеда решали, — что с нами делать? А невеликие запасы съестного, мы ещё вчера и подъели, так что утром после витаминного чая, вот уже полдня урчим животами. Подождём до ужина, а там видно будет, кому морду набить, а кому спасибо сказать, и пусть попробует этот бандеро-еврей с сухпаем обломать, рога я ему точно обломаю, или пистолет подарю, нехай стреляется.

Глава 5

В боях под Боровском

Пока было время и возможность, я скорешился с бойцами другого взвода нашей батареи, и из разговоров с батарейцами узнал много нового про дивизию. Получилось так, что десятого октября полк отправили со станции Селижарово, и через Москву, он прибыл под Наро-Фоминск. Разгрузился на станции Балабаново, и на следующий день, совершив марш, сосредоточился в лесу северо-восточнее Боровска, где мы и повстречались. В Балабаново разгружались только передовые подразделения дивизии, все остальные, по мере прибытия, подтягивались вплоть до 13 октября, а 1287-й полк и тылы, были ещё где-то на Селигере или в пути.

Как сообщили по солдатскому телеграфу, дивизионная разведка ходила в город, и обнаружила там около роты немцев. В ночь с 13 на 14 октября, фрицев из городка выбили, «махра» справилась одним батальоном, без помощи артиллерии, так что дивизия занимает оборону одним полком севернее Боровска, а наш полк северо-восточнее города, по берегу реки. Правда, уже на следующий день, немцы ударили двумя полками при поддержке танков и, прорвав оборону 5-й дивизии народного ополчения, захватили единственный мост через Протву, а к концу дня, заняли весь город. Оставшись без снабжения и артиллерии, батальоны 5-й ДНО, отошли за реку юго-восточнее города, и там приводили себя в порядок. Пятнадцатого октября немцы стали теснить нашу дивизию от города, но контратакой прибывшего к исходу дня батальона из 1287-го полка, ситуацию удалось стабилизировать. Шестнадцатого числа, пришёл приказ отбить город обратно, и мы попытались это сделать. Попыток было целых три штуки, но все они кончились с большими потерями, и не принесли никакого результата.

В одной из них принял участие и наш взвод, поддерживая пехоту огнём и колёсами. После десятиминутной артподготовки, батальон, с которым мы взаимодействовали, поднялся и пошёл в атаку прямо с опушки леса. Наступали на северо-восточную окраину города. Видимо для обеспечения скрытности, нейтралка получилась километра полтора шириной, так что немцы пока не стреляли, и стрелковые цепи шли вперёд довольно быстро. Мы также покатили свои орудия, следуя в центре боевого порядка за одной из рот, правда, сразу же отстали, потому что, выкатив пушки с лесной опушки, попали на паханину, а прошедшие накануне дожди, добавили нам «веселья». По пахоте и так-то идти нелегко, а если ещё что-то толкать, то задача усложняется вдвойне, а то и втройне. Сорокапятка, пушка хоть и не самая тяжёлая, а точнее самая лёгкая из наших артсистем, но и пятьсот с лишком килограмм, превращаются в полторы тонны, если их не катить по асфальту, а практически тащить на руках. Через пять минут мы были все перемазаны, пушка тоже напоминала комок грязи, особенно колёса, которые из дисков, превратились в шары, и хоть мы и постоянно счищали с них липкую субстанцию пехотными лопатками, но буквально через пять, десять метров, всё