Хозяин Амура - Дмитрий Шимохин

Хозяин Амура

Глава 1

Глава 1

Огонь, подобно внезапному удару кулака в лицо ударивший с обеих сторон ущелья, в клочки разорвал тишину. Воздух буквально взорвался грохотом десятков фитильных ружей, и этот гром, многократно отраженный от скал, превратился в сплошной, давящий на уши рев.

Наши передовые, казаки и нанайцы, оказались прямо в центре этого огненного мешка. С первыми же выстрелами один из казаков, вскинув руки, мешком рухнул с коня. Рядом с ним на камни упал нанаец, прижимая ладонь к пробитому боку. Остальные, рассыпавшись, тут же открыли ответный огонь, укрываясь за валунами и складками местности, но это было все равно что стрелять по скалам. Хунхузы засели в хорошо подготовленных, выложенных камнем гнездах-ячейках, почти невидимых на фоне серых склонов, и безнаказанно поливали ущелье свинцом.

— Назад! — проревел Мышляев, пытаясь перекричать грохот.

Под его командованием остатки дозора, огрызаясь выстрелами, начали отходить, унося раненых. Я видел, как Мышляев, стоя почти в полный рост, прицелился и выстрелил туда, откуда огонь был особенно плотным, давая своим людям время отступить.

— Стреляй! — кричал он своим бойцам, уже занявшим позиции у входа в ущелье.

В ответ на его приказ с нашей стороны ударил дружный залп. Но хунхузы лишь на мгновение вжали головы в свои каменные норы, а затем снова принялись за свою смертельную работу. Двое из людей Мышляева тут же были ранены.

Я лежал за огромным валуном, судорожно пытаясь понять, что делать дальше. Мы были в классической, идеально исполненной западне. Прорваться вперед через этот огненный коридор означало положить как минимум треть отряда. Отступать — подставить спины под их выстрелы. Тупик.

И тут память услужливо напомнила мне про другой такой же бой в моей прошлой жизни…

Такая же проклятая гора. И мы, зеленые сопляки, ползем наверх, выплевывая легкие, а внизу огрызается «духовский» пулемет.

Я тогда выдохся, прижался к скале, не в силах сделать и шага. И рядом так же тяжело дышал мой лейтенант, хриплый, злой, на семь лет старше, но упорный, как дьявол.

— Что, Курильский, сдулся? — прохрипел он, толкая меня прикладом в бок. — Давай шевелись, салага! Пот экономит кровь! Запомни это!

И вот мы лезем на вершину. Один из наших, Вадька, нашел такой же удобный уступ и залег, решив «поработать» по пулеметному гнезду. А лейтенант, увидев это, заорал ему так, что, казалось, камни посыпались.

— Идиот! Наверх! Всегда иди наверх! Кто выше — тот и жив!

Вадька не послушал. Через минуту его сняли с соседней высоты…

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Наверх! Нам надо наверх.

Глаза поймали синюю куртку одного из наших тайпинов. Злобно щерясь, он приник к ложу тяжелого штуцера, пытаясь поймать момент, когда кто-то из засевших на склоне хунхузов подставится под выстрел.

— Где Лян Фу? — дернув его за рукав, резко выкрикнул я.

Тайпин — молодой совсем, безусый парень — недоуменно оглянулся на меня. Затем до него дошло, что я ищу командира, и он закричал что-то по-китайски. Ему тут же ответили десятки голосов, и вскоре Лян Фу, черный от порохового дыма, предстал передо мной.

— Найди Сяо Ма! Нам нужен проводник!

Молча кивнув, командир тайпинов резко выкрикнул:

— Сяо Ма! Куай дао во чжэр лай![1]

Вскоре маленький юрки китаец появился перед нами.

— Сяо Ма! Подумай! Есть другой путь наверх? Тропа? Козья стежка? Что угодно! — крикнул я, когда он, пригибаясь, подбежал к нам с тайпином.

Бывший раб окинул взглядом склоны. В глазах его мелькнуло узнавание: он вглядывался в скалы, и губы его шевелились. Затем он ткнул пальцем в почти отвесную, поросшую колючим кустарником осыпь слева от нас.

— Там… — перевел Лян Фу его торопливый шепот, — там нет тропы… но козы ходят. Можно попробовать… очень трудно. Но можно!

Это был не шанс. Это была тень шанса, призрачная возможность. Но в нашей ситуации и она была дороже всего золота мира.

— Мышляев! — проревел я, перекрикивая треск выстрелов. — Держать их здесь! Отвлекай, шуми, жги порох! Но ни шагу вперед, понял⁈ Нам нужно время!

Он коротко кивнул, и его лицо, черное от пороховой гари, сделалось маской мрачной решимости. Оставив его командовать основной группой, я начал собирать свой штурмовой отряд. Выбор был очевиден: Тит, чья исполинская сила могла пригодиться на кручах, Сафар, десяток молодых и жилистых казаков и все уцелевшие после первого обстрела нанайцы.

Путь, который указал нам Сяо Ма, трудно было назвать даже тропой. Почти отвесная осыпь из мелкого, «живого» камня, поросшая колючим кустарником, который рвал одежду и кожу в кровь, плохо подходила для восхождения. Но делать было нечего: и мы полезли наверх.

Не успели мы подняться и на двадцать саженей, как склон из «неудобного» превратился в «почти непреодолимый». Пот сразу же залил глаза, застилая мир соленой пеленой. Легкие горели от недостатка воздуха, сердце бешено колотилось о ребра, как пойманная в клетку птица. Каждый шаг вверх был пыткой. Ноги скользили, камни срывались из-под сапог и с сухим шорохом летели вниз. Приходилось цепляться за все: за острые выступы скал, за тонкие, предательски гнущиеся корни, за колючие ветки, впивавшиеся в ладони сотнями игл.

Я карабкался, задыхаясь, и в голове моей, в такт бешеному пульсу, вспыхивали короткие, жгучие обрывки из прошлой, другой, жизни. Мелькали лица ребят, с которыми ходил по горам в Веденском районе. Тогда мы все тащили на себе двойной боекомплект и сухпай на три дня. И ничего, от натуги никто не сдох. «Кто наверху, тот и победит…»

Внизу продолжался бой. Я слышал сухую трескотню наших штуцеров и ответные, более глухие и редкие хлопки фитильных ружей хунхузов. Мышляев делал свое дело — он заставлял врага смотреть вниз, не давая им поднять головы.

Еще один рывок. Я подтянулся, ухватившись за корень, и на миг увидел удобный уступ чуть в стороне — идеальная позиция для стрельбы. Можно было бы залечь, передохнуть, сделать пару выстрелов… Но нет. Надо лезть выше. Я карабкался, уже не чувствуя ни боли в содранных руках, ни усталости. Мной двигал простой, выжженный в памяти кровью закон войны: кто выше, тот и жив. И я собирался жить. Кто наверху, тот и победит!

Наконец, вывалившись на узкий, как лезвие ножа, гребень, я рухнул на камни, хватая ртом разряженный горный