Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт Страница 9

их ликвидности их часто называют колл-кредитами или кредитами на рынке колл-кредитов – варьировался от миллиарда до полутора миллиардов долларов. К началу 1926 года он увеличился до двух с половиной миллиардов и оставался примерно на этом уровне большую часть года. В 1927 году произошло ещё одно увеличение примерно на миллиард долларов, и к концу года он достиг 3 480 780 000 долларов. Это была невероятная сумма, но это было только начало. В два унылых зимних месяца 1928 года наблюдалось небольшое снижение, а затем начался серьёзный рост. Первого июня 1928 года объем брокерских кредитов достиг четырех миллиардов, первого ноября — пяти миллиардов, а к концу года он приблизился к шести миллиардам. 19 Никогда ничего подобного не было.

Люди ринулись покупать акции с маржой, то есть, чтобы получить рост цены без издержек владения. Эти издержки изначально брали на себя нью-йоркские банки, но они, в свою очередь, быстро становились агентами кредиторов по всей стране и даже по всему миру. Неудивительно, почему так много людей хотели давать в долг в Нью-Йорке так много. Один из парадоксов спекуляций ценными бумагами заключается в том, что кредиты, которые их обеспечивают, являются одними из самых надежных инвестиций. Они защищены акциями, которые при обычных обстоятельствах можно мгновенно продать, а также наличной маржой. Деньги, как уже отмечалось, можно получить по требованию. В начале 1928 года этот исключительно ликвидный и исключительно надежный способ вложения капитала без риска приносил около 5 процентов годовых. Хотя 5 процентов – это отличная, гарантированная доходность, ставка неуклонно росла в течение всего 1928 года и в последнюю неделю года достигла 12 процентов. И это при полной безопасности.

В Монреале, Лондоне, Шанхае и Гонконге говорили об этих ставках. Везде состоятельные люди убеждали себя, что 12 процентов – это 12 процентов. На Уолл-стрит хлынул поток золота, и всё это для того, чтобы помочь американцам держать обыкновенные акции с маржой. Корпорации также нашли эти ставки привлекательными. Ставка в 12 процентов могла даже обеспечить более выгодное использование оборотного капитала компании, чем дополнительное производство. Некоторые фирмы приняли такое решение: вместо того, чтобы пытаться производить товары с его многочисленными трудностями и неудобствами, они ограничились финансированием спекуляций. Многие другие компании начали ссужать свои излишки средств на Уолл-стрит.

Существовали и более выгодные способы заработка. В принципе, нью-йоркские банки могли занимать деньги у Федерального резервного банка под 5% годовых и пересдавать их на рынке опционов колл под 12%. На практике они так и поступали. Возможно, это была самая прибыльная арбитражная операция всех времён.

VIII

Однако в 1928 году существовало множество способов заработать деньги. Никогда ещё не было лучшего времени для обогащения, и люди это знали. 1928 год, действительно, стал последним годом, когда американцы были жизнерадостны, раскованы и абсолютно счастливы. Дело не в том, что 1928 год был слишком хорош, чтобы длиться вечно; дело было лишь в том, что он продлился недолго.

В январском номере журнала World's Work Уилл Пейн, размышляя о чудесах прошедшего года, объяснил разницу между игроком и инвестором. Игрок, отметил он, выигрывает только потому, что проигрывает кто-то другой. Когда речь идёт об инвестициях, выигрывают все. Один инвестор, объяснил он, покупает акции General Motors по 100 долларов, продаёт другому по 150 долларов, который продаёт третьему по 200 долларов. Все зарабатывают. Как однажды заметил Уолтер Бэджет: «Все люди наиболее доверчивы, когда они наиболее счастливы». 20

ГЛАВА II

Что-то следует сделать?

Оглядываясь назад, легко увидеть, как 1929 год был обречён стать памятным. И дело было не в том, что г-н Гувер вскоре должен был стать президентом и имел враждебные намерения по отношению к рынку. Эти намерения, по крайней мере отчасти, сформировались в ретроспективе. И дело было не в том, что мудрые люди могли предвидеть надвигающуюся депрессию. Никто, будь то мудрый или неразумный, не знал и не знает, когда наступает или уже наступила депрессия.

Скорее, дело было просто в том, что на фондовом рынке шёл бурный бум, и, как и любой бум, он должен был закончиться. Первого января 1929 года, по чистой вероятности, бум, скорее всего, закончится до конца года, и всё меньше шансов, что он закончится в любом последующем году. Когда цены перестанут расти — когда иссякнет предложение тех, кто покупал акции в надежде на рост, — владение акциями с маржой потеряет смысл, и все захотят их продать. Рынок не выровняется, а резко упадёт.

При всём этом положение людей, нёсших хотя бы номинальную ответственность за происходящее, было сложным. Одна из старейших загадок политики — кто должен регулировать деятельность регулирующих органов. Но не менее сложная проблема, которая никогда не получала должного внимания, — кто должен делать мудрыми тех, от кого требуется мудрость.

Некоторые из тех, кто занимал руководящие должности, хотели продолжения бума. Они наживались на нём и, возможно, предчувствовали личную катастрофу, которая ждала их после его окончания. Но были и те, кто, пусть и смутно, видел, что разворачивается безумная спекуляция и что необходимо что-то предпринять. Однако для этих людей каждое предложение действовать вызывало ту же неразрешимую проблему. Последствия успешных действий казались почти такими же ужасными, как и последствия бездействия, а для тех, кто действовал, они могли быть ещё ужаснее.

Пузырь легко проколоть. Но воткнуть его иглой так, чтобы он постепенно спал, – задача не из лёгких. Те, кто предчувствовал происходящее в начале 1929 года, питал некоторую надежду, но не был уверен, что бум удастся сдержать. Реальный выбор стоял между немедленным и намеренно спровоцированным крахом и более серьёзной катастрофой в будущем. Когда он наступит, кто-то обязательно будет виноват в окончательном крахе. Не было никаких сомнений в том, кто будет виноват, если бум будет намеренно сдут. (Почти десятилетие руководство Федеральной резервной системы отрицало свою ответственность за дефляцию 1920–1921 годов.) Эта катастрофа имела также неоценимое преимущество: она продлила жизнь на несколько дней, недель или месяцев. Сомневаюсь, что в начале 1929 года проблема когда-либо была сформулирована в терминах столь суровых альтернатив. Но как бы они ни замаскированы или ни уклонялись от них, именно эти варианты выбора преследовали каждую серьёзную конференцию, посвящённую рынку.

II

Ответственными за этот неизбежный выбор были президент США, министр финансов, Совет управляющих Федеральной резервной системы в Вашингтоне, а также управляющий и директора Федерального резервного банка Нью-Йорка. Будучи самым могущественным из федеральных резервных банков и имея непосредственный контакт с рынком, нью-йоркский банк взял на себя