Книга как иллюзия: Тайники, лжебиблиотеки, арт-объекты - Юлия Владимировна Щербинина Страница 8

библиотек граф Гильельмо Либри похищал из книгохранилищ особо ценные книжные листы, пряча их в складках широкого плаща, а затем выгодно продавал или выставлял в качестве редких экспонатов. Печально известный английский книготорговец и антиквар-самоучка из бывших обувщиков Джон Бэгфорд тайком выдирал титулы из ценных библиотечных экземпляров и переплетал в отдельные тома, снабжая классификациями и комментариями. За это варварство Бэгфорд удостоился прозвища «библиокласт» (уничтожитель книг) и запомнился своим современникам как мастер «калечить любую книгу, которая только попадала ему в руки». Стотомная Бэгфордова коллекция из более чем 3600 наименований сейчас хранится в библиотеке Британского музея.

Просвещенной частью общества подобные увлечения гневно осуждались. В Германии любителя портить книги ради сомнительного творчества величали Büchernarr – «книжный дурак». Этот одиозный персонаж, остервенело орудующий ножницами, запечатлен Генрихом Стельцнером. Название картины – отсылка к немецкой сатирико-дидактической поэме Себастьяна Бранта «Корабль дураков» (1494), где почетное место в сонме глупцов занимают разного сорта библиоманы.

В России на ниве гравюромании особо преуспел доктор богословия Алоизий Пихлер. Работая сверхштатным библиотекарем в Публичной библиотеке Петербурга, за усердные труды он получил орден Станислава II степени и… четыре с половиной тысячи украденных книг в придачу. Но преимущественно не целиком, а частями – извлекал из переплетов ценные гравюры, питая особую страсть к библейским сюжетам. Добычу выносил в сюртуке с потайным мешком изнутри, для пущей конспирации круглый год надевал широкополое пальто. Дотошный библиограф Собольщиков изобличил его уловкой: попросил швейцара почистить подозрительное пальтишко – и обнаружил «Сочинения святого Амвросия» 1686 года издания.

Генрих Стельцнер.

Книжный дурак. Сер. XIX в. Холст, масло[27]

Любители подобных мерзостей встречаются и среди литературных персонажей. В романе Помяловского «Молотов» библиовандал Попихалов «записался в библиотеку, выписывает иллюстрированные издания, картинки вырезает и продает их, а иногда цапнет и всю книгу». В романе Герцена «Кто виноват?» мальчишка смастерил портфель, на который «сверху налепил выдранный из какой-то книги портрет Вашингтона». Маракуев из «Жизни Клима Самгина» Горького – тот вообще завзятый грэйнджерит: «усердно пополняет коллекцию портретов знаменитостей, даже вырезал гравюру Марии Стюарт из „Истории“ Маколея, рассматривая у знакомых своих великолепное английское издание этой книги».

Герой юмористического рассказа Зощенко «Праздник книги» хвастается гостям, как на фронте спас от раздергивания на папиросы-самокрутки «огромную книжищу с картинками». Затем ведет гостей в комнату и горделиво демонстрирует спасенный том: «Вся комната была увешана иллюстрациями из книги "Вселенная и человечество", а некоторые иллюстрации были вставлены в черные скромные рамки и придавали всей комнате уютный и интеллигентный вид».

Жозеф Каро.

Мать и дочь. 1870. Дерево, масло[28]

«Братство ножниц»

Незадачливые любители поделок охотно использовали страницы книг и для модного уже в XIX веке оригами – складывания фигурок из бумаги. Аналогично мастерили и праздничные гирлянды – используя не только старые газеты, но и выдранные из книжек иллюстрации. Однако наиболее последовательным продолжением грэйнджеризма стал скрапбукинг – оформление альбомов газетными, журнальными и книжными вырезками (англ. scrap – «вырезка» + book – «книга»).

Основой для таких альбомов часто служили выпотрошенные переплеты, а поводом – громкие, резонансные события. Из актуальной повестки мгновенно выхватывался жареный факт – будь то смерть знаменитости, кровавое преступление или политический скандал – и оформлялся в виде сборника газетных заметок, полицейских отчетов, рекламных плакатов, печатных экземпляров публичных речей, обложек романов с автографами писателей… Народная энциклопедия, прообраз нынешней «Википедии».

В отличие от скрапбукеров, создатели экстраиллюстрированных томов стремились делать их максимально похожими на настоящие печатные издания и как можно меньше – на любительские альбомы. При этом те и другие искренне считали себя спасителями и архиваторами ценных материалов, которым грозило уничтожение временем. Великое «Братство ножниц» веками исповедовало один и тот же принцип – любовь к книге через ее деформацию.

Этьен-Адольф Пиот.

Девочка с птичками оригами. Втор. пол. XIX в. Холст, масло[29]

Многие эстеты жаждали не только пополнять коллекции, но и постоянно лицезреть свои трофеи и хвастаться ими перед гостями. Для этого заказывали нарисованные копии рисунков и гравюр. К тому же из опасения порчи или кражи драгоценных библионаходок их иногда оформляли в виде коллажей, заключали в картинные рамы и вешали на стены – чтобы всегда были на виду, под приглядом хозяина. Так натюрморт-кводлибет вновь вошел в моду. Только это было уже не фантазийное искусство, а функциональное ремесло. В «Братстве ножниц» числились только ремесленники, а не творцы, ведь оно не создавало ничего принципиально нового, лишь перерабатывало готовый материал.

Кэролайн Патерсон Шарп.

Альбом для вырезок. Втор. пол. XIX в. Бумага, карандаш, акварель[30]

Гарри Брукер.

Альбом с вырезками. 1894. Холст, масло[31]

Карл фон Берген.

Дети мастерят гирлянду силуэтов. 1905. Холст, масло[32]

Со временем экстраиллюстрированные книги сами становятся предметами азартного коллекционирования. В 1881 году собрание Ричарда Булла было выставлено на аукционе Sotheby's, торги продолжались шесть дней. Однако грэйнджеризм вызывал все меньше восторга и все больше осуждения. В эпоху массового распространения фотографии его воспринимали уже не как элитарное занятие, а как вульгарную порчу книг. В 1909 году оскандалился писавший под псевдонимом Эллис поэт Лев Кобылинский со статьей по истории символизма, которую он готовил, вырезая цитаты из библиотечных томов. Эллис был осмеян в фельетонах «Джек-книгопотрошитель», «Герострат-декадент», «Чтение ножницами».

Джузеппе Фарольфи.

Два кводлибета. XIX в. Перо, черный мел, черные чернила, акварель, гуммиарабик, гипс[33]

Позднее выдающийся литературовед Виктор Шкловский рассказывал об одном молодом писателе, который собирал книги, срывая оригинальные обложки и самостоятельно оформляя в ситцевые переплеты. В результате «полки были красивы, но обложки пропали». Рассказ завершался праведным призывом «не вмешиваться в жизнь книги»{16}.

Карл Людвиг Мельцер.

Кводлибет. 1818–1825. Бумага, гуашь[34]

Однако советские школьницы с азартом английских грэйнджеритов мастерили анкеты-«откровенники», кокетливо выстригая маникюрными ножничками любимые стихотворные строки. В Советской армии «деды» оформляли дембельские альбомы фрагментами книг и журналов, уворованных из библиотеки воинской части. Почтенные отцы семейств горделиво вклеивали в фамильные истории вырезки из энциклопедий с упоминанием родственников.

Сейчас натюрморты-кводлибеты украшают музейные залы и частные собрания. В библиофильской среде действует негласный договор не продавать и не покупать ценные страницы, варварски изъятые из переплетов. А старинные экстраиллюстрированные фолианты используются как пособия по изучению исторических фактов и бытовых реалий.

Тысячи лондонцев ежедневно проходят мимо бюста Грэйнджера, толком не понимая, почему старый пастор в парике занимает видное место на фризе входа в Национальную портретную галерею. Но по старой памяти именуют грэйнджеризованными книги, чрезмерно нагруженные дополнительным материалом и многочисленными ссылками. А полуироническое определение грэйнджерит применяется к комментатору, использующему сторонние иллюстрации при работе с уже опубликованным изданием.

Глава 3. Книголюди на блюде: Гротескные костюмы и прочие арчимбольдески

Неизвестный европейский гравер.

Фигура Библиотекаря в манере Джузеппе Арчимбольдо. Ок. 1700. Гравюра на меди[35]

Новая оптика

Композитные портреты и гротескные костюмы ремесел – оригинальный жанр, привлекавший художников разных стран и эпох. В 1694 году вышло первое издание «Словаря Французской академии», в котором гротескные фигуры определялись как «придуманные по прихоти художника, одна часть которых представляет что-то естественное, а другая – что-то химерное». Художники создавали целые сборники визуальных метафор, следуя латинскому девизу Omnia mea mecum porto («Все свое ношу с собой»).

Сочетание неожиданных и причудливых, преувеличенных и фантастических образов было характерной чертой мировосприятия эпохи барокко