Под белым небом. Как человек меняет природу - Элизабет Колберт Страница 4

с разросшимися водными сорняками. (Некоторые водные растения, например уруть колосистая — еще один интродуцированный вид, иногда так сильно разрастаются в озерах и прудах, что по ним не могут проплыть ни лодки, ни даже пловцы.) Для этой цели был выбран белый амур — мальки, выращенные на экспериментальной станции по разведению рыбы в Штутгарте (штат Арканзас). Три года спустя местным биологам удалось заставить одного из карпов — теперь уже взрослого — нереститься. В результате появились тысячи мальков. Почти сразу же некоторым удалось сбежать. Они попали в Уайт-Ривер, приток Миссисипи.

Позже, в 1970-е гг., Арканзасская комиссия по охоте и рыболовству (Arkansas Game and Fish Commission) нашла применение белому и пестрому толстолобику[17]. Незадолго до этого был принят Закон о чистой воде, и местные органы власти вынуждены были соблюдать новые стандарты. Но не все могли позволить себе модернизировать очистные сооружения. Комиссия решила, что проблему можно решить, если завести в очистных прудах карпов. Карпы могли бы съесть лишние водные растения, которые разрослись в условиях избытка азота. В рамках одного такого исследования белого толстолобика запустили в очистные водоемы Бентона, пригорода Литл-Рока. Рыбы действительно объели всю растительность, а потом тоже сбежали. Никто точно не знает, как именно, просто потому, что за ними никто не следил.

— Тогда все думали, как бы очистить окружающую среду, — сказал мне Майк Фриз, биолог, работавший с карпом в Арканзасской комиссии по охоте и рыболовству. — Вышла «Безмолвная весна» Рейчел Карсон, и все переживали из-за химикатов в воде. Ввезенные животные почти никого не волновали, а жаль.

* * *

Рыба — в основном белые толстолобики — лежала окровавленной горкой. Их было несколько десятков, живьем брошенных в лодку. Я смотрела, как куча рыбы все росла; в самом низу рыбины уже наверняка были мертвы, а верхние бились в агонии, разинув рты. Мне даже чудился обвинительный блеск в их низко посаженных глазах, но я понятия не имела, видят ли они меня на самом деле.

Это происходило знойным летнем утром — спустя несколько недель после поездки на катере «Городская жизнь». Задыхающиеся карпы, три биолога, нанятые штатом Иллинойс, несколько рыбаков и я — все мы плыли по озеру у городка Моррис, километрах в ста к юго-западу от Чикаго. Озеро не имело названия, так как возникло на месте гравийного карьера. Чтобы получить сюда доступ, мне пришлось подписать официальный бланк от компании — владельца карьера и среди прочего подтвердить, что я не ношу огнестрельного оружия и не буду ни курить, ни применять «устройства, производящие пламя». На бланке был изображен силуэт бывшего карьера, похожий на детский рисунок тираннозавра. Там, где у тираннозавра был бы пупок (если бы у тираннозавров вообще были пупки), находился канал, соединяющий озеро с рекой Иллинойс. Вот почему здесь водились карпы. Карпу нужна проточная вода для размножения — ну, или инъекция гормонов, — но, как только нерест заканчивается, они уходят кормиться обратно в стоячую воду.

Моррис можно считать Геттисбергом в войне против азиатского карпа. К югу от города карпов целый легион; к северу они редки (хотя насколько редки — вопрос спорный). Тратится огромное количество времени, денег и рыбьего мяса, чтобы все так и оставалось. При этом используется так называемая система заграждений; предполагается, что она не дает крупным карпам добираться до электрических барьеров. Если бы электрошок работал безотказно, эта система заграждений была бы не нужна, но никто из тех, с кем я разговаривала, в том числе Ши из Инженерного корпуса, не слишком рвался всерьез испытать эту технологию в деле.

— Наша цель — не дать карпу попасть в Великие озера, — сказал мне один из биологов, когда мы проплывали над бывшим гравийным карьером. — Нельзя, чтобы мы зависели от электрических барьеров.

Рано утром рыбаки выставили многометровую жаберную сеть, а сейчас выбирали ее, подплыв на трех алюминиевых лодках. Если в сеть попадали местные рыбы — оливковые сомики и окуни-барабанщики, — их вынимали и отпускали обратно в озеро. Азиатских карпов бросали в центр лодки умирать.

Для крохотного безымянного озерца запас карпов казался бесконечным. Моя одежда, а также ноутбук и диктофон были забрызганы кровью и слизью. Рыбаки выбрали сети и тут же забросили их обратно. Когда рыбакам нужно было перебраться с одного конца лодки на другой, они шли по щиколотку в извивающихся карпах. «Кто слышит рыб, когда они плачут?[18] — вопрошал Торо. — Хотя бы память сохранится, что мы были современниками».

Те самые качества, благодаря которым «домашние рыбы» стали знаменитыми в Китае, сделали их печально известными в Соединенных Штатах. Откормленный белый амур может весить больше 40 кг[19]. За день он съедает пищи лишь в два раза меньше веса своего тела и откладывает за раз сотни тысяч икринок. Пестрые толстолобики дорастают до 50 кг. У них выпуклый лоб, нависающий над сдвинутыми вниз глазами, и поэтому кажется, что они постоянно обижены. Полноценного желудка у них нет, и едят они, по сути, безостановочно.

Белые толстолобики столь же прожорливы; их фильтровальный аппарат такой совершенный, что они могут отфильтровывать планктон до четырех микрон в диаметре — четверть толщины тончайшего человеческого волоса. Почти везде, где появляются карпы, они настолько превосходят местных рыб, что вскоре никого, кроме карпов, и не остается. Как выразился журналист Дэн Иган: «Толстолобики не просто вторгаются в экосистемы. Они покоряют их»[20]. В настоящее время азиатский карп в реке Иллинойс составляет почти три четверти всей биомассы рыбы, а в некоторых водоемах его доля еще выше[21]. Экологический ущерб, между тем, затрагивает не только рыбу; есть опасения, что черный амур, который питается моллюсками, может привести к вымиранию беззубок, существование которых и так уже находится под угрозой.

— Разнообразие беззубок в Северной Америке выше, чем где-либо в мире, — сказал мне Дуэйн Чэпмен, биолог-исследователь из Геологической службы США, специализирующийся на азиатском карпе. — Многие виды находятся под угрозой исчезновения или уже вымерли. А мы, по сути, подселили к ним самого эффективного в мире пресноводного пожирателя моллюсков.

Один из рыбаков, которых я встретила в Моррисе, Трейси Сейдеман, был одет в непромокаемый комбинезон, заляпанный кровью, и футболку с обрезанными рукавами. На его загорелой руке я заметила татуировку с карпом. Сейдеман сказал мне, что это обыкновенный карп. Обыкновенный карп — тоже инвазивный вид. Его завезли из Европы еще в 1880-е гг., и, вероятно, тогда он тоже посеял хаос. Но он живет здесь так давно, что к нему уже все привыкли.

— Наверное, надо было азиатского карпа наколоть, —