Исчезнувшая в полночь - Джейк Андерсон Страница 35

Спустя какое-то время я разработал альтернативную версию смерти Элизы. К тому моменту моя жизнь и мое расследование — слившиеся воедино — окончательно встали с ног на голову.

ЧАСТЬ 2

СЕРОТОНИН И СИНХРОНИЧНОСТЬ

— Просто ты не привыкла жить в обратную сторону, — добродушно объяснила Королева. — Поначалу у всех немного кружится голова…

— В обратную сторону! — повторила Алиса в изумлении. — Никогда такого не слыхала!

— Одно хорошо, — продолжала Королева. — Помнишь при этом и прошлое и будущее!

— У меня память не такая, — сказала Алиса. — Я не могу вспомнить то, что еще не случилось.

— Значит, у тебя память неважная, — заявила Королева[29].

Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье

ГЛАВА 11

ИСКУССТВО ПРОВАЛА

В июне 2014 годя я прекратил отношения со своей девушкой. И это самая дипломатичная формулировка. Мы несколько лет грызлись, как голодные гиены, но неизменно с ощущением некой общей миссии. Миссия эта обернулась катастрофическим провалом.

Я усугубил ситуацию, совершив ужасную глупость. Я решил, что все у нас пошло вразнос по моей вине, что наши отношения сгубила моя психологическая фальшь. И убедил себя в том, что самым правильным решением будет прекратить прием всех психиатрических препаратов, чтобы найти «истинного себя».

Весь следующий месяц мы с моей бывшей подыскивали себе новые квартиры в Сан-Диего, пока что проживая вместе. От всего этого мне было физически плохо с утра до вечера. Одновременно я снижал дозировку прозака, велбутрина и страттеры, развинчивая свои нейрохимические механизмы, превращаясь в подобие компьютера HAL из «Космической одиссеи», поющего «Дэйзи», пока астронавт-человек отсоединяет его когнитивные блоки.

Я делил таблетки напополам, на мелкие кусочки, аккуратно развинчивал капсулы, старательно уменьшая количество получаемых моим мозгом крупинок и гранул. Я чувствовал себя так, словно эвакуирую ребенка из зоны военных действий на воздушном шаре. Пока я устраивал себе нейротрансмиттерную голодовку, моя бывшая встречалась с пятидесятитрехлетним общественным активистом, который жил в своем фургончике. В дальнейшем я буду нежно именовать его Анархистом.

Я съездил в Альбукерке навестить родителей — поездка была задумана для того, чтобы мы с моей бывшей пореже и поменьше бывали под одной крышей, тем более что в летние месяцы наша квартира превращалась в душное логово погибшей любви.

По дороге домой я то и дело, пересекая множество полос, съезжал с автострады, чтобы остановиться на площадке для отдыха и переждать паническую атаку или нервный срыв.

Одновременно с отказом от смеси лекарств и антидепрессантов, годами позволявших мне сохранять стабильное состояние психики, я начал употреблять большие дозы рецептурных болеутоляющих. Это однозначно следовало счесть грубым нарушением философии поиска «подлинного себя», однако я все равно запасся болеутоляющими в промышленных количествах. Потому что ничто не дает такой свободы от таблеток… как другие таблетки.

Когда договор об аренде квартиры наконец истек, я выкинул большую часть своего имущества на помойку. Мебель, бытовую технику и все, что служило украшением моего жилища, я вытащил в проулок — пусть кто хочет, тот и растаскивает.

Я жил в кабинете у себя на работе и спал на туристической раскладушке за сто пятьдесят долларов. Когда мой мозг покинули последние молекулы антидепрессантов, а в мышечную память просочилась травма разрыва, я превратился в один сплошной оголенный нерв с глазами. Я все время рыдал, бесконечно слушал The Fragile группы Nine Inch Nails и From a Basement on the Hill Эллиотта Смита и читал жуткие криминальные отчеты, убеждая себя, что в мире существует куда более ужасная боль, чем та, которую я испытываю.

Днем, чтобы отвлечься, я загружал себя викодином, оптимизацией поисковых систем и аннотациями документально-криминалистических текстов. Отпрашивался с планерок, ложился на полу комнаты отдыха с выключенным светом и пытался продышаться. Вечером чистил зубы в служебном туалете, осторожно пробирался мимо коридора, где ходили обслуживающие здание уборщики, вытаскивал свою раскладушку и залезал обратно в нору.

Ел я мало. За следующие два года, без аппетита и без СИОЗС, которые обычно способствуют набору от пяти до тридцати фунтов веса, я изрядно отощал.

Люди часто пишут про «разряды», сопровождающие отмену СИОЗС. Это вроде бы крайне неприятные ощущения, напоминающие пробегающий по мозгу электрический ток. За всю свою долгую практику употребления и неупотребления антидепрессантов я не ощущал разрядов ни разу.

Зато я ощущал суицидальные мысли — с докторами я об этом не говорил, но в этой книге решил все-таки признаться. Когда боль становилась сильнее, мое сознание и подсознание принимались сообща искать пути выхода. Происходило это как будто автоматически. Словно в организме начинала мигать некая красная лампочка, предупреждающая, что моя подводная лодка приближается к опасным глубинам.

Возможно, в процессе изучения истории Cecil в моем подсознании угнездился смутный образ суицида и теперь мозг то и дело включал мне зернистые видения мужчин и женщин, которые прыгали с подоконника, а их платья и галстуки развевались на ветру.

СБОЙ В СИМУЛЯЦИИ

Сознание начало шутить со мной шутки. Как-то вечером я улегся на свою раскладушку в углу крохотного кабинета и услышал, как с верхнего этажа доносится что-то похожее на звуки шагов. Я замер, прислушался, выключил вентилятор (не могу спать без него, даже зимой). В нашем офисном здании располагалось еще множество фирм, но сейчас была полночь.

Хотя я никогда не слышал здесь людей в столь поздний час, логично было предположить, что кто-то засиделся, заканчивая срочную работу. Также это мог оказаться уборщик, хотя они обычно уходили несколькими часами раньше.

Как бы то ни было, здание начало меня тревожить, и покидать раскладушку хотелось все меньше.

К тому же мне стало сниться что-то невероятно странное. Однажды привиделось, что реальность — это симуляция. Во сне один из ее разработчиков при помощи театра теней сообщал мне, что я живу в симуляции, но мне надо перестать волноваться по этому поводу. Это походило на плохо замаскированную угрозу.

А еще я замечал то, что не могу назвать иначе, чем сбоями. Даже в бреду я понимал: это почти наверняка проявления синдрома отмены. Цифровые артефакты, пиксели, внезапно складывающиеся в подобие лиц. Звуковые помехи в музыке — словно демоны чирикают. Одни и те же люди, снова и снова попадающиеся на улице, как будто реальность закольцевалась.

На следующий год я привел себя в более или менее адекватное состояние, однако на смену сбоям пришла синхроничность. Эмоционально заряженные слова, фразы и поступки эхом отзывались повсюду вокруг меня, звучали по радио, появлялись на рекламных щитах, проступали