Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт Страница 30

III

Вторник, 29 октября, стал самым разрушительным днём в истории нью-йоркского фондового рынка, и, возможно, самым разрушительным днём в истории рынков. Он сочетал в себе все негативные черты всех предыдущих неудачных дней. Объём торгов был значительно выше, чем в «Чёрный четверг»; падение цен было почти таким же значительным, как в понедельник. Неопределённость и тревога были столь же велики, как и в тот и другой день.

Распродажи начались сразу же после открытия рынка, причем в огромных объемах. Огромные пакеты акций предлагались за ту цену, которую они могли принести; в первые полчаса продажи достигли 33 000 000 в день. Отдушины, которые банкиры должны были закрыть, широко открылись. Неоднократно и по многим выпускам было множество заявок на продажу при полном отсутствии покупателей. Акции White Sewing Machine Company, достигшие максимума в 48 в предыдущие месяцы, закрылись в 11 вечера накануне. В течение дня кому-то — по словам Фредерика Льюиса Аллена, считалось, что это был сообразительный посыльный биржи — пришла в голову счастливая идея подать заявку на пакет акций по доллару за акцию. При отсутствии других заявок он ее получил. 1 Конечно, тикер снова запаздывал — к закрытию он отставал на два с половиной часа. К тому времени на Нью-Йоркской фондовой бирже было зафиксировано 16 410 030 сделок (некоторые, конечно, остались незарегистрированными), что более чем в три раза превышало число, которое когда-то считалось сказочно важным. Промышленный индекс Times упал на 43 пункта, сведя на нет весь рост двенадцати замечательных предшествующих месяцев.

Потери были бы ещё больше, если бы не заключительный рост. Так, акции Steel, за которые Уитни в четверг предлагал 205, в течение дня достигли 167, хотя к закрытию выросли до 174. American Can открылись на отметке 130, упали до 110 и выросли до 120. Westinghouse открылись на отметке 131 (3 сентября закрылись на отметке 286) и упали до 100. Затем выросли до 126. Но худшее, что случилось в этот ужасный день, случилось с инвестиционными трастами. Они не только упали, но и стало очевидно, что могут упасть практически до нуля. Goldman Sachs Trading Corporation накануне вечером закрылись на отметке 60. В течение дня они упали до 35 и закрылись на этом уровне, отстав почти вдвое. Blue Ridge, её потомок, когда-то отстранённый, на котором магия кредитного плеча теперь работала в обратном направлении, показала себя гораздо хуже. В начале сентября акции продавались по 24. К 24 октября цена упала до 12, но довольно хорошо выдержала неудачи того и следующего дня. Утром 29 октября акции открылись по 10 и быстро упали до 3, потеряв более двух третей своей стоимости. Позже они восстановились, но другие инвестиционные фонды показали худшие результаты: их акции вообще не удалось продать.

Худший день на Уолл-стрит наконец-то подошел к концу. И снова всю ночь горел свет. Члены биржи, их сотрудники и сотрудники самой биржи к этому времени были на пределе от напряжения и усталости. В таком состоянии им предстояло учесть и обработать рекордный объем транзакций. И все это без прежней уверенности в том, что ситуация может улучшиться. Она могла и дальше ухудшаться. В одном из домов сотрудник упал в обморок от переутомления, но его привели в чувство и вернули к работе.

IV

В первую неделю резня велась среди невинных. В течение второй недели, по некоторым данным, именно состоятельные и богатые люди подверглись уравнительному процессу, сопоставимому по масштабу и внезапности с тем, что проводил Ленин более десяти лет назад. Размер предлагаемых пакетов акций указывал на то, что крупные спекулянты продавали или продавали акции. Ещё один признак был из залов заседаний. Неделей ранее они были переполнены, а теперь почти пусты. Те, кто оказался в беде, получили возможность страдать в уединении.

Банкиры встречались дважды 29-го числа – в полдень и ещё раз вечером. Не было никаких намёков на философские размышления. Это было неудивительно, поскольку в течение дня по бирже прокатился ужасающий слух. Речь шла о том, что пул банкиров, вместо того чтобы стабилизировать рынок, на самом деле продавал акции! Престиж банкиров падал даже быстрее, чем рынок. После вечернего заседания г-н Ламонт встретился с прессой, столкнувшись с неприятным для него делом: он отрицал, что они ликвидировали ценные бумаги – или участвовали в «медвежьем набеге». Ещё раз объяснив, несколько излишне в свете событий дня, что целью банкиров не было поддержание определённого уровня цен, он заключил: «Группа продолжала и будет продолжать кооперативно поддерживать рынок, а не продавать акции». Более того, как позже выяснила разведка, у Альберта Х. Виггина из «Чейз» в то время был личный дефицит в несколько миллионов. Его кооперативная поддержка, которая в случае успеха обошлась бы ему очень дорого, должна была содержать интересный элемент амбивалентности.

Так закончилась организованная поддержка. Эта фраза повторялась в течение следующих нескольких дней, но никто больше не видел в ней ни малейшей надежды. Мало кто терял позиции так быстро, как нью-йоркские банкиры за пять дней с 24 по 29 октября. Крах 24 октября стал сигналом для корпораций и иногородних банков, наживавшихся на 10% и более процентных ставках, отозвать свои деньги с Уолл-стрит. В период с 23 по 30 октября, по мере падения стоимости и ликвидации маржинальных счетов, объём брокерских кредитов сократился более чем на миллиард. Но корпорации и иногородние банки отреагировали на ужасающие новости из Нью-Йорка – хотя, по сути, их средствам не грозила серьёзная опасность – отзывом более двух миллиардов. Нью-йоркские банки заполнили зияющую пустоту, образовавшуюся после этих летних финансистов, и в первую неделю кризиса увеличили объём кредитов примерно на миллиард. Это был смелый шаг. Если бы нью-йоркские банки поддались всеобщему страху, к прочим бедам добавилась бы денежная паника. Акции были бы распроданы, поскольку их владельцы не смогли бы занять деньги ни по какой цене, чтобы их поддерживать. Предотвращение этого было значительным достижением, за которое все владельцы акций должны были быть благодарны. Но банки не получили кредита. Люди помнили лишь, что они мужественно взялись остановить обвал цен и потерпели неудачу.

Несмотря на лестное предположение об обратном, люди легко мирятся с властью. Нет оснований полагать, что власть крупных банкиров, пока они ею обладали, вызывала сильное негодование. Но, как свидетельствуют призраки многочисленных тиранов, от Юлия Цезаря до Бенито Муссолини, люди очень суровы к тем, кто, обладая властью, её теряет или погибает. Тогда гнев на былое высокомерие