Исповедь миллионера - Дмитрий Александрович Деулин Страница 24

нас, – этот дом предназначен для детей, скажем так, которые поймут, что такое смысл жизни, раньше нас с вами. Мы помогаем им подойти к этому процессу максимально легко. Однако мы помогаем не только детям легче подойти к концу своей жизни, но и помогаем пережить это их родителям как в моральном, так и физическом плане. Родителям приходится куда хуже, на мой взгляд, чем самим детям. Но это лишь мое субъективное мнение. Итак… Одновременно мы можем разместить в хосписе до пятнадцати семей – это ребенок и его родители. Некоторые находятся здесь периодически, некоторые уже переехали сюда насовсем. Те дети, которые здесь живут постоянно, – она замолчала на секунду и подняла голову к небу, – они… им осталось совсем недолго.

– Я не понимаю, к чему вы клоните, Эмилия.

– Один день полного проживания здесь обходится почти в девятьсот евро. Государственный бюджет покрывает лишь малую часть затрат – не более десяти процентов. Для некоторых родителей это очень большая сумма. Да и будем честны, не все находящиеся здесь дети имеют родителей. У кого-то их нет, но у большинства они есть, просто дети им стали ненужными. Таким детям требуется повышенное внимание, однако нашего персонала не хватает на всех.

– Я это понимаю. И если речь идет только о сумме, то я…

– Нет, дело не только в деньгах, – перебила Эмилия. – Дело в другом…

И она рассказала мне все в подробностях. О том, что они устраивают день открытых дверей в мае, когда люди могут приехать и провести здесь целый день, познакомиться с хосписом поближе. Рассказала также и о том, чем увлечены и как проводят здесь время дети и их родители. Мы очень долго гуляли, и все это время она рассказывала, рассказывала и рассказывала, а я все больше проникался к этому месту пониманием и состраданием. И не только к месту… Наша многочасовая прогулка по территории и за ее пределами закончилась там, где и началась.

– Я надеюсь, вы услышали меня, мистер Радецкий.

– Не сомневайтесь, Эмилия.

– Я рада, что потраченное мною время не прошло впустую, – она уже собиралась уходить, но я ее остановил.

– Эмилия, а вы можете провести для меня экскурсию?

– По дому? – встревожилась она.

– Ну да. Мне очень интересно.

– У нас там дети, да и мы не водим экскурсии, кроме одного дня в мае.

– Пожалуйста, – настаивал я. Она замешкалась и растерялась. На ее лице появились «гневные» морщины от того, что она нахмурила брови.

– Ну хорошо. Но только недолго, – сдалась Эмилия.

Я улыбнулся, выразив тем самым понимание.

Сам дом мне был неинтересен. Для меня он не представлял никакой ценности. Единственное, что действительно было в нем важно, так это дети, живущие там. Но и с ними встречи я не ждал. Не знаю, может, потому, что был морально не настроен видеть их лица, и, глядя на всю эту беспомощность, осознавая неизбежность их скорой смерти, я бы не выдержал такого давящего на психику натиска. Так почему я сам предложил пройти в дом? Повторюсь, невидимые нити судьбы управляют нами как марионетками и ведут нас к конечной цели, даже если мы этого не понимаем или не хотим понимать. Скорее всего, так и было. Какая-то неведомая сила тащила меня туда, но для чего – я не понимал. Возможно, в этом отчасти была виновата и Эмилия. Ее манера заставлять человека думать, что он безнадежно потерян в современном обществе как личность, действовала на меня сильнее любой мотивации. Мне хотелось идти за ней, куда бы она не направлялась, лишь бы не потерять ее – своего единомышленника и не остаться одному в этом мире, который так и хочет поглотить тебя своим лживым высоким обществом.

Мы зашли внутрь. Уже знакомая обстановка гостиной не заставила меня остановить свое внимание на ней, так что не останавливаясь я проследовал за Эмилией дальше по коридору. По правую сторону от меня находились закрытые двери (судя по всему, за ними и жили маленькие обитатели этого дома), а по левую – панорамное остекление стены длиной во весь коридор, которое визуально связывало помещение и сад в единую композицию.

– Располагайтесь, мистер Радецкий, – сказала Эмилия, когда мы вошли в кабинет, больше похожий на комнату. В нем были кровать, телевизор, шкаф и весь присущий жилой комнате набор для уюта. Единственным отличием кабинета от комнаты был компьютерный стол, на котором, помимо самого компьютера, горкой были навалены бумаги и канцелярские предметы. Я прошел к нему и сел на низкий шатающийся красный стул. В тот момент в моей голове промелькнула мысль о том, что вся мебель в доме имеет один цвет – красный – и отличается лишь оттенками.

– Это не похоже на экскурсию, – съязвил я.

– Безусловно. Все, что я могла показать, уже показала. В спальни к детям нельзя – у них послеобеденный сон, – шепотом произнесла Эмилия, как бы подтверждая сказанное.

Я не был раздосадован этим, так как не планировал расхаживать по комнатам детей. Она сидела напротив и внимательно следила за моими действиями. А со стороны они могли показаться странными. Сначала я осмотрел кабинет, потом осмотрел с ног до головы Эмилию и только после выдохнул, издав протяжный звук, напоминающий стон. Руки мои были сложены на коленях, а пальцами я стучал по ним как по клавишам пианино, представляя себя в роли мирового виртуоза.

– Мистер Радецкий, чем я еще могу вам помочь? – наклонившись ко мне, спросила Эмилия.

Этим вопросом она попала в десятку. Тогда я был уверен в том, что только эта рыжеволосая чудачка способна понять меня. И только ей я мог рассказать правду, томившуюся во мне. Вылить на нее свои проблемы и постараться вместе их решить. Только ей я мог довериться в вопросах личных переживаний и просить помощи. Собравшись с мыслями, я расставил по полочкам все возможные вопросы, придумав им нелепые обоснования, и изрек:

– Вы мне симпатичны, Эмилия. Конечно, как друг и товарищ. Я помогу вам всем, чем смогу. Это все, что я хотел сказать.

– Спасибо большое. Только помощь нужна не мне, а нам! Точнее, детям, а вообще мы будем только рады и не откажемся от любой поддержки.

Эмилия взяла платок со стола и поднесла его к левому глазу, проведя по нему. Я слез не видел, но чувствовал: она плачет, и слезы эти говорили о том, что таких помощников, как я, хоспис видел не часто. Мне стало обидно за это. В мире (да и даже в одной Германии) находится огромное количество обеспеченных людей, которым не составило бы труда помогать таким домам. И какой-то несчастный один процент от годовой прибыли мог стать счастьем для кого-то, а если даже и не