Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт Страница 20

Учёные также выступили против тех, кто, сознательно или нет, своим безудержным пессимизмом подрывал процветание. Трезво оценив ситуацию, профессор Дайс пришёл к выводу, что высокий уровень брокерских кредитов не должен «так сильно пугать, как некоторые пытаются нас убедить». 3 В августе банк Midland Bank в Кливленде обнародовал результаты расчетов, которые доказали, что до тех пор, пока ссуды корпораций на фондовом рынке не достигли двенадцати миллиардов, поводов для беспокойства не было. 4

Лучшим подтверждением надежности брокерских кредитов были перспективы рынка. Если акции оставались высокими и росли, и если это происходило потому, что перспективы оправдывали их цену, то не было причин беспокоиться о накапливающихся кредитах. Соответственно, защита кредитов во многом заключалась в защите рыночных уровней. Убедить людей в стабильности рынка было несложно; как всегда в такие времена, они просили лишь приглушить тревожные голоса сомнений и достаточно часто выражать уверенность.

В 1929 году измена ещё не стала обычным упреком. В результате пессимизм открыто не отождествлялся с попытками разрушить американский образ жизни. Тем не менее, он имел подобные коннотации. Почти без исключения, те, кто выражал обеспокоенность, впоследствии говорили, что делали это со страхом и трепетом. (Позже в том же году бостонская фирма инвестиционных консультантов внесла современный вклад, широко разрекламировав предупреждение о том, что в Америке нет места «деструктивистам».)

Официальных оптимистов было много, и они были красноречивы. Так, в июне Бернард Барух сказал Брюсу Бартону в знаменитом интервью, опубликованном в журнале The American Magazine: 5 , что «экономическое положение мира, похоже, находится на пороге великого рывка вперёд». Он отметил, что ни один медведь не жил на Пятой авеню. Многочисленные профессора колледжей также излучали научную уверенность. В свете последующих событий история Лиги плюща оказалась особенно плачевной. В заявлении, получившем некоторую известность, Лоуренс из Принстона сказал, что «консенсус суждений миллионов, чьи оценки функционируют на этом замечательном рынке, фондовой бирже, заключается в том, что акции в настоящее время не переоценены». Он добавил: «Где та группа людей, обладающая всеобъемлющей мудростью, которая даст им право наложить вето на суждения этого разумного множества?» 6

Осенью того же года профессор Йельского университета Ирвинг Фишер дал свою бессмертную оценку: «Цены на акции, похоже, достигли перманентно высокого плато». Ирвинг Фишер был самым оригинальным из американских экономистов. К счастью, есть и более важные вещи, за которые его помнят — его вклад в индексы, техническую экономическую теорию и теорию денег.

Из Кембриджа чуть менее обширное заверение пришло от Гарвардского экономического общества – внеучебного предприятия, которым руководили несколько профессоров экономики безупречного консерватизма. Целью общества было помогать бизнесменам и биржевым спекулянтам предсказывать будущее. Прогнозы составлялись несколько раз в месяц и, несомненно, приобретали всё большую популярность благодаря своей связи с величественным именем университета.

По мудрости или по счастливому стечению обстоятельств, в начале 1929 года Общество было настроено умеренно по-медвежьи. Его прогнозисты случайно решили, что рецессия (хотя, конечно, не депрессия) уже назрела. Неделя за неделей они предсказывали небольшой спад в бизнесе. Когда к лету 1929 года спад не проявился, по крайней мере, в какой-либо заметной форме, Общество сдалось и признало ошибку. Оно решило, что дела, возможно, всё-таки пойдут хорошо. Если судить по таким вещам, это всё ещё был достойный результат, но затем наступил крах. Общество оставалось убеждённым, что серьёзной депрессии не предвидится. В ноябре оно твёрдо заявило, что «тяжёлая депрессия, подобная той, что была в 1920–1921 годах, маловероятна. Нам не грозит затяжная ликвидация». Этой точки зрения Общество придерживалось до самой ликвидации.

III

Банкиры также были источником вдохновения для тех, кто хотел верить в перманентность бума. Многие из них отказались от своей исторической роли хранителей фискального пессимизма страны и пережили краткую передышку оптимизма. У них были на то причины. В предшествующие годы значительное число коммерческих банков, включая крупнейшие нью-йоркские банки, организовали филиалы по операциям с ценными бумагами. Эти филиалы продавали акции и облигации публике, и этот бизнес стал важным. Этот бизнес внушал радужные надежды на будущее. Кроме того, отдельные банкиры, возможно, следуя примеру руководителей National City и Chase в Нью-Йорке, активно спекулировали от своего имени. Вряд ли они могли сказать, не говоря уже о том, чтобы пропагандировать, что-либо, что могло бы потрясти рынок.

Однако были и исключения. Одним из них был Пол М. Варбург из Международного банка акцептов, чьи прогнозы заслуживают такого же внимания, как и прогнозы Ирвинга Фишера. Они были поразительно проницательными. В марте 1929 года он призвал к ужесточению политики Федеральной резервной системы и утверждал, что если нынешний разгул «безудержных спекуляций» не будет немедленно остановлен, в конечном итоге наступит катастрофический крах. Он предположил, что это будет печально не только для спекулянтов. Это «приведет к всеобщей депрессии, охватившей всю страну». 7

Только представители Уолл-стрит, наиболее благосклонно относившиеся к Варбургу, довольствовались тем, что называли его устаревшим. Один сказал, что он «подрывает американское процветание». Другие намекали, что у него был мотив — предположительно, короткая позиция. По мере того, как рынок шёл всё выше и выше, его предостережения вспоминались лишь с презрением. 8

Самыми заметными скептиками были представители прессы. Конечно, их было меньшинство. Большинство журналов и газет в 1929 году сообщали о росте рынка с восхищением и благоговением, но без тревоги. Они с энтузиазмом смотрели как на настоящее, так и на будущее. Более того, к 1929 году многие журналисты решительно сопротивлялись более тонким уговорам и лести, на которые их, как считалось, можно было бы рассчитывать. Вместо этого они требовали наличные за новости, благоприятные для рынка. Финансовый обозреватель Daily News, подписавшийся «Трейдер», получил около 19 000 долларов в 1929 году и начале 1930 года от внештатного спекулянта по имени Джон Дж. Левенсон. «Трейдер» неоднократно положительно отзывался об акциях, которыми интересовался г-н Левенсон. Однако г-н Левенсон позже настаивал, что это было совпадением, и что выплата отражала его более или менее привычную щедрость. 9 Радиокомментатор Уильям Дж. Макмахон был президентом Института экономических исследований Макмахона, организации, состоявшей в основном из его сотрудников. В своих передачах он рассказывал о блестящих перспективах акций, которые операторы пулов стремились привлечь. За это, как позже выяснилось, он получал гонорар в размере 250 долларов в неделю от некоего Дэвида М. Лайона. 10 Г-н Лион был одним из нескольких человек, о которых Комитет Пекоры сообщал, что они занимались покупкой благоприятных отзывов в необходимом объеме в нужный