О началах и концах света: Рождение и гибель мира в мифологии, религии и науке - Ивик Олег Страница 20

Впрочем, все эти соображения основываются на допущении, что Гея породила несколько морей, тогда как из текста Гесиода это напрямую не следует. Но некое море, называемое Понт, Гея, во всяком случае, родила, и этот ее отпрыск, в свою очередь, стал многодетным отцом и родоначальником огромной семьи божеств, преимущественно морских.

Таковы дети, рожденные Геей на самой заре мироздания.

Третьим самозародившимся божеством (и сущностью) греческой Вселенной был Тартар. Он являл собой одно из отделений подземного мира, а позднее и мира загробного. (Во времена, когда он появился, загробного мира еще не существовало, поскольку до рождения тех, кто мог бы туда попасть, оставались многие века или даже тысячелетия.) Второе такое отделение – «угрюмый Эреб», который вместе с Ночью родился из Хаоса. Тартар был старше и лежал на большей глубине, чем Эреб. Оба этих геофизических образования использовались верховными богами в качестве тюрьмы для других божеств. Позднее, в эпоху правления братьев Кронидов[65], Эреб был превращен в загробное царство{194}, называемое Аидом по имени своего владыки. Тартар тоже находился под властью бога Аида, но как отдельная область.

Зевс у Гомера сообщает, что расстояние от Аида до Тартара равно расстоянию от Земли до Неба. Он грозит непокорным ему богам:

…швырну я ослушника в сумрачный Тартар,

Очень далёко, где есть под землей глубочайшая бездна,

Где из железа ворота, порог же высокий из меди, –

Вниз от Аида, насколько земля от небесного свода{195}.

Гесиод даже выводит Тартар за пределы Земли, считая, что Земля с ее «корнями» лежит над ним:

Медной оградою Тартар кругом огорожен. В три ряда

Ночь непроглядная шею ему окружает, а сверху

Корни земли залегают и горько-соленого моря{196}.

Поэт сообщает, что значительно позже, после воцарения Зевса, Гея-Земля отдалась «объятиям Тартара страстным» и имела от него ребенка. Тот факт, что Гея вступила с Тартаром в любовную связь, тоже подразумевает, что он существовал отдельно от Земли. С другой стороны, непроходимой границы между земной поверхностью, Эребом (он же Аид) и Тартаром не существовало. Тартар входил в систему загробного мира, которым позднее стал управлять бог Аид, и был, по сути, гигантским подземельем, расположенным на огромной глубине, поэтому рассматривать его в отрыве от Земли очень трудно.

Четвертым из перворожденных божеств был Эрос (Эрот, греч. «любовь»)[66]. Позднее легкомысленные греки и римляне объявят Эроса сыном Афродиты, капризным и жестоким ребенком (или юношей) с золотыми крылышками за спиной и любовными стрелами в колчане. Но, по мнению Гесиода, это было одно из древнейших божеств – гораздо более древнее, чем Афродита, появившаяся на свет сравнительно поздно. Такого же мнения придерживается и поэт II века до н. э. Бион Смирнский, писавший от лица Эроса:

Глянь на меня! Некогда был силой моей свергнут Уран;

царь я Земли широкой.

Ты не дивись, видя мой лик; он еще юн, но опушен

бородкой;

Был я рожден в мраке веков, в царстве Ананкэ[67] древней.

Было тогда гнету ее подвластно

Все на Земле живое,

Даже эфир.

Хаоса сын

Я, не Киприды[68] чадо

И не дитя с крыльями, сын Ареса[69];

Я, не гневясь, власти достиг, я завлекаю лаской;

Недра земли, глуби морей, купол небес – воле моей

покорны.

Я у богов отнял их жезл, древнюю мощь их захватил, стал я

судьей над ними{197}.

Авторам настоящей книги эта версия представляется весьма резонной – в том смысле, что, не будь Эроса, Вселенная попросту остановилась бы в своем развитии, не успев сформироваться. Ведь уже Океан, окружающий Землю, был рожден от любовной связи Геи и Урана. От аналогичной связи Ночи и Эреба, согласно Гесиоду, рождены Эфир и День (появление такого потомства у столь «темных» родителей кажется удивительным, ведь слово «эреб» у греков означало «мрак»):

Ночь же Эфир родила и сияющий День, иль Гемеру:

Их зачала она в чреве, с Эребом в любви сочетавшись{198}.

Не родись Эфир и День в нужное время, это могло бы привести к самым плачевным для Вселенной последствиям (тем более при наличии уже существующих на тот момент «черной Ночи», «сумрачного Тартара» и «угрюмого Эреба» и при том, что до рождения Гелиоса-Солнца было еще далеко). Эфир в греческой Вселенной – не просто верхний слой атмосферы, но еще и источник света{199}, в определенном смысле он мог заменять Солнце (поэтому рождение Дня в те времена, когда Солнца еще не было, не должно удивлять слишком придирчивых исследователей). Но, не будь Эроса, Ночь не вступила бы в любовную связь и мир не получил бы ни Эфира, ни Дня, поэтому факт зарождения Эроса в числе четырех первых божеств можно считать в равной мере и благодатным, и доказанным.

Первым детищем Геи, которое она родила для того, чтобы сделать своим супругом, был, согласно Гесиоду, Уран (буквально «Небо»):

Гея же прежде всего родила себе равное ширью

Звездное Небо, Урана, чтоб точно покрыл ее всюду

И чтобы прочным жилищем служил для богов

всеблаженных…{200}

Правда, по поводу происхождения и родственных связей Урана высказывались и другие точки зрения. Так, некоторые орфики считали, что Земля и Уран были детьми Ночи и, соответственно, братом и сестрой{201}. Гигин тоже называет их братом и сестрой, но рожденными «от Эфира и Дня»{202}. Предлагали орфики и более материалистическую версию: Небо и Земля произошли из двух половинок «превосходящего всякие размеры Яйца»{203}. Но, так или иначе, почти все признавали, что Земля и Небо стали супругами. Орфей «называет Гею первой невестой, а ее соединение с Ураном – самым первым браком»{204}. Гесиод пишет, что Гея разделила «ложе с Ураном»{205}.

Уран стал первым царем Вселенной, получив власть над другими богами. От его брака с Геей родилось немало детей. Среди них были 12 титанов[70], три гекатонхейра, имевших по 50 голов и по 100 рук, и три одноглазых великана-киклопа (циклопа).

Небо в представлении древних греков было металлическим. Гомер в «Илиаде» и в «Одиссее» именует его медным, но не исключено, что он имел в виду бронзу – сплав меди, обычно с оловом. Оружие, которым воины сражались под Троей, Гомер тоже именует медным, хотя медь – металл мягкий, для мечей и копий малопригоден, и греки того времени давно пользовались бронзой. Вероятно, великий аэд не стал вдаваться в технологические подробности, называя лишь главный элемент сплава. Не исключено, что такая же история произошла и с небом, и на самом деле оно в ранней античной Вселенной тоже было не медным, а бронзовым.

Кроме того, Гомер в «Одиссее» дважды упоминает железное небо, что навело некоторых легковерных комментаторов на мысль, что раннеантичное небо, возможно, и впрямь было сделано из железа{206}. Но это утверждение противоречит предыдущим словам Гомера, и представляется странным, что один и тот же автор, в рамках одной и той же поэмы, не определился со столь важным вопросом. Мы рискнем высказать на этот счет следующее предположение.