Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский Страница 2

Со временем горцы спускались на равнину. В советские времена это происходило постепенно. Памятниками такому исходу остались покинутые аулы необычайной красоты – такие как Гамсутль. В последнюю четверть XX века мигранты хлынули сплошной волной, порой напоминающей цунами. Этот процесс не окончен до сих пор. Жизнь сегодняшнего Дагестана – непрекращающееся столкновение разных культур. Влияние исламского мира сочетается с влиянием Запада, советские традиции – с молодежными трендами, настоящие старинные обычаи – с «традициями великих предков», выдуманными несколько лет назад. Порой противостояние зримое, порой – скрытое, но какой бы ни была эта борьба, она неуклонно меняет республику, а с ней и всю страну. Ведь Дагестан – это нервный узел, сигналы из которого отзываются и в Москве, и в отдаленных уголках Сибири.

* * *

Разделы книги можно читать подряд или выбирать то, что вам особенно близко. Возможно, после знакомства с дагестанской кухней вас заинтересует культура людей, готовящих такие вкусные блюда, а после описания тяжелого труда здешних мастеров захочется узнать и о том, как они веселятся на праздниках.

В центре почти каждого дагестанского аула есть площадка со стульями или скамейками. Это годекан, джентльменский клуб по-кавказски. Мужчины здесь обмениваются новостями или травят байки, а старики передают опыт молодым. Женщины собирались обычно у родника. Эта традиция уходит в прошлое – горянки обзавелись мобильными телефонами, а крупные села – водопроводами. Но поговорить дамы все равно любят, а историй они знают не меньше, чем иной старейшина. Поэтому мои рассказы будут ненадолго сменяться живой речью жителей Дагестана или ученых, которые любят и знают эту республику. Они объединены общим названием – «Годекан и родник».

Это – грустная книга. Культурные пласты, выживавшие столетиями, на наших глазах превращаются в музейные экспонаты. Уходят старые праздники, знаменитые промыслы и ремесла. Но если мои истории сберегут крупицы памяти о них, работа была не напрасной.

Это – счастливая книга. Хотя отдельные части отмирают, Дагестан – одно из самых живых мест на Земле. В нем бурлит молодая энергия, он смешлив, любопытен и рад гостям. Здесь Бог смешал языки и обычаи, но Вавилонская башня уцелела. Десятки народов уживаются на крохотном клочке земли, шииты ходят в одну мечеть с суннитами, а девушки в обтягивающих платьях гуляют по тем же улицам, что и бородатые салафиты. Здесь не горюют об утратах, потому что на опустевшее место тут же приходит нечто новое, столь же удивительное. Канатоходцы старой Цовкры разъехались по городам, зато рядом процветает аул стоматологов. А значит – любые ошибки будут исправлены, как зарастают раны на молодом красивом теле. Мир потомков, берегущих каждый старинный кирпичик, конечно, комфортнее. Но нынешний – живой и растущий – Дагестан куда обаятельнее.

Блеющих животных сгоняют в огороженный камнями кораль. В единственном узком выходе стоят покрытые мешковиной стулья, напоминающие постапокалиптические троны.

Но вот и годекан. Мужчины в папахах и овчинных тулупах с фальшивыми рукавами степенно расселись на скамейках.

Непослушные рассказы

Книга предполагает некоторый порядок. Главы выстраиваются в части, каждая из которых посвящена отдельной теме. Беда лишь в том, что Дагестан противится любому порядку. Присущий ему дух анархии рушил на корню все мои хитрые замыслы. Как ни пытался я изобретать сквозную систему, самое важное всегда ускользало, оставалось за скобками. И в самом деле, что может объединить пеструю Махачкалу и ногайскую степь, преферанс и лезгинку? А ведь убери любой из этих элементов, и общая мозаика рассыплется. Наконец я сдался и решил первую часть книги посвятить как раз таким непослушным рассказам, каждый из которых – сам себе хозяин и не горит желанием встраиваться в общий ряд. В этом они похожи на дагестанцев. А значит, получать первое представление о республике лучше через них. Я бы хотел, чтобы вы начали знакомиться с Дагестаном так, как я много лет назад, – со смесью робости и любопытства, когда ничего толком не понимаешь и жутко не хватает опыта, но все интересно и хочется, несмотря ни на что, сделать первый шаг. Потом будет, конечно, проще, но яркость первых впечатлений не поблекнет никогда. Так начинается большое путешествие. Так начинается первая любовь.

Бисмиллях

– Ну что ты заладил – Дарвин, Дарвин… Современная наука давно от его теории отказалась. Да и сам он был верующим человеком и придумал ее так, на досуге. Теперь всем разумным людям ясно, что не человек произошел от обезьяны, а обезьяна – от человека. И свинья тоже.

Мы сидим за длинным столом, уставленным тарелками с пирогами, и ведем неспешный разговор. Так, должно быть, трапезничали древние греки – среди вьющихся виноградных лоз и без женщин (прислуживающие рабыни не в счет). Даже темы наверняка были схожие – те тоже могли часами обсуждать, холоднее ли мясо, на которое дует ветер, и если да, то почему. Так, шаг за шагом, за сотни лет неприметно зародилась наука. Описав полный круг, мы вернулись к истокам. Жужжат насекомые, веет слабый ветерок, и нет науки, лишь ее далекое предчувствие.

Религия здесь – такая же молодая, как философия. А неофиты всегда рвутся в бой за веру и норовят обращать заблудшие души. Вместо ответа я встаю из-за стола и иду к умывальнику. Вода чистая и звонкая – она течет в дом прямо из горного родника.

Уже несколько дней я гощу в большом дагестанском селении. Я приехал на сезон свадеб – конец августа. Братья, когда-то выросшие в этом доме, вновь съехались сюда на